Татьяна Джурова

Володинские дни

В советской драматургии были два «В». Александр Володин и Александр Вампилов. Оба выпивали, обоих любили женщины. Один жил в Петербурге. Другой — в Иркутске. Оба — один еще при долгой жизни протяженностью в 82 года, другой после ранней смерти — стали мифами. Оба — еврей Володин и бурятских кровей Вампилов — были великими русскими драматургами. В Иркутске вот уже много лет проводится вампиловский театральный фестиваль. Сама не была, но говорят, что происходит это так. Собирается компания «вампиловедов» и «вампиловедок» и в который раз обменивается воспоминаниями, кто спал с Вампиловым, а кто пил с Вампиловым… В Петербурге на родине Володина фестиваль его драматургии под названием «Пять вечеров» проводится впервые. И здесь уже решать организаторам, чем станет фестиваль: вечерами памяти, поминками или проверкой его пьес — даже не на сценичность, а на жизненное правдоподобие. Про Володина сложно писать, не впадая в казенщину и пафос возвышенных фраз. Говорят, редкой душевной сострадательности и большой совестливости был человек. Так что пусть хвалы Володину-человеку воздают те авторитеты, кто знал его лично. Но и пьесы со сценариями Володина описывать как-то странно. «Моя старшая сестра», «Пять вечеров», «С любимыми не расставайтесь», «Осенний марафон», «Дульсинея Тобосская»… Ему редкостно везло с режиссерами — Товстоногов, Ефремов, Михалков, Данелия. Так что если кто-то не в курсе, что «Осенний марафон» написал Володин, то все равно вспомнит: «Ну что, по рюмашке, Бузыкин?»

Как сейчас ставить Володина и «про кого» его играть? Классовая статистика его героев показывает, что среди всех этих прядильщиц, шоферов, телефонисток и фабричных мастериц затесался всего лишь один работник «умственного труда» — переводчик Бузыкин из «Осеннего марафона». Было время, когда шоферы обладали интеллигентным лицом Алексея Баталова, а работницы прядильных фабрик — глазами и голосом молодой Татьяны Дорониной. И сейчас уже невозможно проверить: то ли взаправду было, то ли невероятной душевной тонкости работяги Александра Володина — неосознанные слепки его собственной натуры. Но то, что они ушли — то ли со временем, то ли с Володиным, — это факт. Володин вовсе не работал над обликом идеального советского гражданина. Наверное, он видел, скрадывая оправой будничных мелочей, под бигудями, косынками, фабричными халатами и замашками халд и ханыг возвышенность мыслей и честность поступков как норму. И вряд ли ему понравилось бы, что его пьесы противопоставляют «новой драме», а его скромных героев — социалистического общества, построенного в отдельно взятой душе, — героям нового, буржуазного. Володинский фестиваль не может быть поводом для пенсионного ностальжирования в духе «да, были люди в наше время». Ведь когда-то героев Володина ругали, потом — жалели, потом — стали превозносить. Но в них всегда была двусмысленность, диссидентская неправильность, подававшая повод к дискуссиям о том самом «моральном облике». Если задуматься, между правдолюбивой хулиганкой Женькой Шульженко и жалостливым «конформистом» Бузыкиным, мечущимся между женой, любовницей и бездарной переводчицей Варварой, — не такая уж большая разница. В первую очередь различия не делал сам Володин. Станислав Рассадин, знакомый с Володиным, писал, что самым ненавистным ему было слово «воля» — и носители этой характеристики.

Более жесткого, более трезвого Вампилова сейчас чаще ставят в столицах. Сострадательного Володина — по провинции. В программе фестиваля «периферия» и «центр» представлены поровну. […]