Елена Третьякова
О спектакле «С любимыми не расставайтесь»
Я видела спектакль «С любимыми не расставайтесь» на родной площадке — в Хабаровском ТЮЗе. В уютном зальчике, набитом народом (шел региональный фестиваль — сразу после Володинского). Контекстом служили другие хабаровские театры, представлявшие собой весь спектр общего состояния дел. А именно — спектакли омертвевших традиций соседствовали с театральной заумью, одноклеточные с якобы переусложненными, допотопные с ультрасовременными. Из чего следовало, что Хабаровск пребывает в русле коллективного бессознательного, отражая как в капле воды все (или почти все) тенденции и направления, по которым текут реки современного театрального процесса.
Контекст важен. На фоне виденного спектакль Константина Кучикина произвел впечатление театрально культурного, самобытного и содержательного зрелища. Играла молодежь — совсем юные лица. Играли при этом не про себя — про Время, которое ушло. Про то время, когда были в моде итальянские песенки, танцевали твист, одевались прилично и не знали, что такое секс. Осваивали моря и океаны (для этого в спектакле грозная черная игрушечная подводная лодка), взлетали в небеса на самолетах аэрофлота (другого воздушного флота не имелось) и в моде были стюардессы. И отношения строились правильные. Хотя это далеко не всегда гарантировало счастливую жизнь. Такая, казалось, была у страны, а у людей — нет.
Люди в спектакле раздвоены или, наоборот, умножены. Короче, в нем есть и люди и куклы — маленькие деревянные фигурки без одежд и без пола (такие в «ИКЕА» продаются), с помощью которых артисты от имени своих персонажей и от себя как кукловодов рассказывают историю Мити и Кати. Театральная кухня — налицо. Мы видим, как управляют куколками, как они ссорятся и мирятся, как болеют и в конце концов умирают (режиссер не оставляет недомолвок, и после ухода Мити из больницы на игрушечной кроватке сворачивают игрушечный матрасик, хотя живая Катя продолжает кричать знаменитое и пронзительное «Я скучаю по тебе, Митя!»). Все сцены и сюжеты составляют драматургию спектакля как осколки мозаики — одно перебивает другое, рефреном звучат ритмичные и веселые песенки, потом монологи живых персонажей или эпизоды, отданные куколкам (они уместны особенно тогда, когда люди живые могут сфальшивить, и это трогательно интеллигентный прием-жест режиссера). Все это вроде бы пестро и непроизвольно сделано, но выстроено железной волей и твердой рукой — в целое, в драму. Драма отдана сначала Кате — она делается все веселее — до срыва, потом Мите, мимо которого несется такая песенно-танцевальная жизнь, а он остановился и застыл…