Виктория Аминова

Вас ожидает буфетчица Клава

В Петербурге проходит VI всероссийский театральный фестиваль «Пять вечеров» им. Александра Володина. Корреспондент «ВП» Виктория Аминова успешно дебютировала в роли буфетчицы Клавы, которая уже шесть лет считается своеобразным брендом фестиваля.

Живы в нас еще советские привычки!

Центральной фестивальной площадкой в этом году стал Большой театр кукол, именно там в фойе расположился знаменитый советский буфет — один из символов володинского фестиваля. Здесь на фанерной витрине во всей красе выложен ассортимент подзабытых, а кому-то и вовсе незнакомых советских яств: бутерброды с килькой, сыром, докторской колбасой, водка «Столичная» и водка «Пшеничная», портвейн «777» и банки с бычками в томате. Пришедшие на спектакль зрители могут все это приобрести по невероятным теперь ностальгическим ценам: бутерброд за 20 копеек, шкалик водки — за сорок, сушки — за две! Многие посетители не верят своим глазам, теребят в руках бумажные десятки и сотни, робко спрашивают у буфетчицы, сколько же они должны рублей… Ой, извините, а что — правда, копеек? Но буфетчица Клава, матерый работник советского общепита, с такими покупателями не церемонится и громко посылает их… разуть глаза, смотреть ценники и не задавать дурацких вопросов.

Клава — второй бренд фестиваля. У Володина нет такого персонажа, но известно, что Александр Моисеевич, и вообще не равнодушный к прекрасному полу, особенно любил этих пышногрудых и громкоголосых красоток Клав, командующих за прилавком. Так что все же буфетчица Клава — вполне володинская героиня, и вот уже в шестой раз шестая Клава обслуживает зрителей фестиваля. Надо сказать, тут есть одно принципиальное условие: эту роль никогда не играли актрисы, только люди с театроведческим дипломом, и в этот раз правило не было нарушено. Роль Клавы досталась вашей покорной слуге. Так что из самых первых рук вы можете узнать, как протекала фестивальная жизнь в нашем советском буфете.

Оказалось, что быть Клавой — нелегкий труд. Во-первых, быстро считать в уме копейки и выдавать сдачу сможет не каждая девушка, имеющая гуманитарный диплом. Я не смогла. Покупатели своим напором грозили снести и буфет, и Клаву, пока я подсчитывала стоимость каждой покупки. Кто-то посоветовал считать на счетах, красовавшихся на прилавке, но Клава, жертва технического прогресса, счеты видела впервые в жизни, а калькулятора у володинской буфетчицы быть никак не могло. Пришлось считать в столбик на бумажке, что очень насмешило покупателей.

Очередь в буфет выстраивалась огромная, никто не хотел пользоваться театральным кафе с его капиталистическими ценами, все хотели колбасу за двадцать копеек и водочку почти на халяву. Надо сказать, что интеллигентная публика удивила Клаву: люди скупали консервы по рублю, ссорились из-за них друг с другом, скандалили с Клавой, не желавшей отпускать больше одной банки в руки, и, вспомнив советские привычки, притаскивали с собой знакомых, мол, нас двое, значит, и банок давайте две. Но Клава была неумолима и всех посылала… в бакалею, ссылаясь на то, что в театр люди не за консервами ходят. Изголодавшаяся по советчине публика не желала сдаваться и спешила урвать в социалистическом буфете хоть что-то, хотя бы коробок спичек, но за копейку. Товары с прилавка сметались, как в войну.

Налейте стакан «Столичной» за сорок копеек!

Второй неприятностью для Клавы стала водка стоимостью сорок копеек за 50 граммов. В первый вечер люди покупали водку стаканами, а щедрая Клава хотя и увещевала зрителей, но добросовестно наливала. «Мы из БДТ, — гордо заявила зрительница, — у нас работа нервная, налейте стакан «Столичной». В итоге пьяные зрители шумели во время спектакля, и Клава за свою щедрость получила нагоняй. В дальнейшем ни слезам, ни уговорам посетителей Клава не верила и наливала не больше пятидесяти граммов. Да и публика пошла простая, не из БДТ, а потому налегала больше на лимонад «Буратино» — 15 коп. стакан.

— Женщина! Одна банка в одни руки, и не морочьте мне голову!

Мы пришли сюда за своим прошлым!

Разумеется, Клава ознакомилась и с культурной программой фестиваля, пересмотрев все спектакли. Как это всегда бывает на фестивалях, спектакли были очень разными по художественному уровню, эстетике, театральному языку. Были такие, в которых за яркой, современной формой пропадает володинский текст, как в постановке московского театра «Центр драматургии и режиссуры» «С любимыми не расставайтесь!» Алексея Казанцева и Михаила Рощина.

Был замечательный, подробный и человечный спектакль «Пять вечеров» театра-студии «Подиум» из Дмитровграда. И другие «Пять вечеров — омского «Пятого театра» в постановке Константина Рехтина — спектакль лирический, щемяще-душевный, пожалуй, сильнее других отпечатавшийся в памяти.

А сам режиссер, заглянув к Клаве в буфет, рассказал историю в духе Володина, произошедшую с ним на фестивале:

— У меня в спектакле есть персонаж, которого нет в пьесе, — дворничиха. Этот образ возник у меня из собственных воспоминаний: когда-то я учился в Ленинградском театральном институте, подрабатывал дворником и дружил с одной женщиной, которая жила в моем дворе. Она была блокадницей, у нее умерли все родные, и она из-за того, что перенесла блокаду, не смогла стать матерью и женой. Это была несчастная женщина, тем не менее она излучала доброту и человечность. Она заботилась обо мне и даже помогала, хотя ей это было тяжело, потому что сильно болела. Я запомнил ее на всю жизнь. И вот, когда я приехал на володинский фестиваль, то оказался в гостях в «Петербургском театральном журнале». И его главный редактор Марина Дмитревская попросила меня показать тот двор, где я работал в юности. Мы подошли к подворотне, но она оказалась закрытой, мы стояли у калитки и понимали, что, к сожалению, внутрь не попадем. И тут подходит молодой человек и спрашивает: «А что вы тут делаете?» Услышав мой ответ — «Мы пришли сюда за своим прошлым», — он открыл калитку и впустил нас во двор. Я показал им с Мариной Юрьевной свою бывшую дворницкую и вдруг смотрю: единственное горящее окно в доме — то самое, где жила моя знакомая. И я, как Ильин в «Пяти вечерах», говорю: «Может быть, зайти?» А молодой человек отвечает: «Дело в том, что это моя комната, там теперь живу я». Вот такое совпадение! Он пригласил нас в квартиру, и сосед — пожилой человек — рассказал, что та женщина умерла десять лет назад, но больше он ничего о ней не мог вспомнить. Я вышел, и мне стало грустно: человек пережил блокаду, выжил, а его никто не помнит, как будто и не было на Земле. А на следующий вечер мы играли наш спектакль, на сцену вышла моя дворничиха, и я чуть не заплакал, потому что понял, что мы ее помним и продлеваем ее жизнь.