Марина Дмитревская, Анастасия Трушина, Ольга Изюмова

Стыдно быть несчастливым

Квартирник, сыгранный актерами «Этюд-театра» и театра «Мастерская»
(по мотивам дневников А. Володина «Записки нетрезвого человека»).
Режиссер Семен Серзин

Марина Дмитревская

Вечером 18 сентября, на Б. Пушкарской, 10, всего в нескольких кварталах от володинского дома, несуществующее театральное объединение «Фильшты-Kozlы» (а хотелось бы, чтобы оно стало существующим, потому что дружественные компании «Мастерской» и «Этюд-театра» — одной театральной крови) играло спектакль «Квартирник» по «Запискам нетрезвого человека».

Этой зимой в легендарной 51-й аудитории импровизированный квартирник играли по инициативе Володинского фестиваля. Было тепло, дружественно, неожиданно, а каждую записку Володина засовывали в бутылку, и в финале пошли сбрасывать эту бутылку (заметьте — трезвые!) — в прорубь Фонтанки. Интересно, словил ли кто-то володинские строчки, когда сошел лед, а ребята закончили Академию?..

Теперь, идя вечером по осеннему Ленинграду (в связи с Володным все равно ходишь не по Петербургу, а по Ленинграду), я, как можно догадаться, смахивала непрошенную скупую слезу: битком набитое молодыми людьми пространство «Легких людей» было прекрасно само по себе. Они ели баклажанную икру и бычков в томате, арбузы и докторскую колбасу, как будто это была еда их, а не нашей молодости, а фильшты-козлы играли в володинские «Записки».

То есть, звучали и тексты Володина, и стихи Пастернака, которого он так любил, и песни Окуджавы, который был второй половиной его души (так говорил Александр Моисеевич), и авторские стихи, которые читал актер Илья Шорохов, и стихотворение молодого поэта Романа Круглова, вытянутого из зала (он читал по блокноту, потому что вчерашние, свежак), и те песни, которые пел на стихи Володина Александр Хочинский, а теперь — Евгений Серзин, и песни самого Серзина и его группы «Не мой фронт». Люди, пришедшие «на Володина», таким образом знакомились с Серзиным, Кругловым, с фильштами-козлами, а пришедшие на «Не мой фронт» слышали Володина и видели его, глядящего с проекции на потолке…

Но, по сравнению с зимой, перекомиковали (Владимир Кочуров вызывал просто неловкость), переиграли в пьянство как таковое, и лично мне не хватало эпизода, замечательно сыгранного в 51-й Евгением Переваловым и Мариной Даминевой (она и нынче была на драматической высоте, а Перевалова не было, жаль).

Хорошо бы, конечно, не путать строчки в Пастернаке и разобраться, что жена Володина — Фрида, а не Лена, что это разные женщины и матери двух разных володинских сыновей. Но это уже мелочи.

Сама по себе затея прекрасна, греет, объединяет, и, пройдя настоящим подъездом на этот квартирник, а по окончании спустившись с лестницы и выйдя на Б. Пушкарскую, ловишь себя на желании пройтись пешком по ночному городу, именно в это время иногда напоминающем 60-е, когда в Доме книги была куплена первая шершавая серая книжка «А. Володин. Для театра и кино» с «Оптимистическими записками». «Записки нетрезвого человека» появились позже, но ребята заканчивают именно «Оптимистическими», где еще стыдно быть несчастливым.

Пешком я прошлась.

А поскольку и нынче складывали в бутылку записки, чтобы кинуть в Неву (будут играть чаще — много поплывет бутылок с володинскими текстами!), — в жанре спектакля хочу сунуть в воображаемую бутылку не только свою записку о спектакле, но и еще две — совсем молодых критиков, еще студентов и почти ровесников «фильштов-козлов»…

Анастасия Трушина

1960-80-е, период, на который пришелся пик творчества Александра Моисеевича Володина, нередко называют «эпохой безвременья». «Поколение ˝никаких˝» — так отзывался о своих современниках Володин в одном из интервью. Вполне очевидно, что эти определения соответствуют и современной обстановке, эти параллели разглядел и Семен Серзин, начинающий режиссер, выпускник курса В. М. Фильштинского, взявшийся за воплощение «Записок нетрезвого человека» на сцене. Его постановка «Стыдно быть несчастливым» — это «не совсем спектакль, но и не просто посиделки под гитару», как указано в программке. Наиболее подходящим форматом для сценической интерпретации володинских дневников Семену показался именно квартирник, что вполне оправдано. Ведь именно в 70-е, о которых нередко вспоминает Володин в «Записках», в связи с запретом на публичные выступление многих, и стали проводиться первые квартирники — маленькие междусобойчики, домашние концерты «для своих».

Первый раз постановка была показана курсом В. М. Фильштинского в рамках Володинского фестиваля, в феврале 2011 года, в 51-ой аудитории. Цель, которую ставили перед собой ребята, с тех пор осталась неизменной. Фильштинцы и, присоединившиеся к ним, выпускники курса Г. М. Козлова пытаются, пропустив через себя володинские воспоминания, понять ту эпоху, которую им не удалось застать, но которая для них, по разным причинам, оказалась столь близка и притягательна. Но главное для молодых актеров — погрузить в свои ощущения зрителя, воссоздать ту самую атмосферу, в которой жил и творил Володин.

Для постановки Семен Серзин выбрал отрывки из «Записок нетрезвого человека», вместе охватывающие все основные володинские темы: любовь, война, творчество, да и вообще, жизнь. Парни, одетые в свитера под горло и клетчатые пиджаки и девушки в пуховых платках и цветастых платьях, с «володинским» надрывом и где-то даже отчаянием, по очереди разыгрывают перед нами небольшие этюды-зарисовки из «Записок нетрезвого человека». Сначала из его юности, молодости, а затем из зрелых лет. Между сценками из воспоминаний Володина выступает группа «Не мой фронт», тексты которой (их поет Евгений Серзин) показались Семену Серзину созвучными творчеству Александра Моисеевича. Для создания «домашней» атмосферы в действие вовлекаются и сидящие вокруг импровизированной сцены, кто на кипах газет, а кто и на голом полу, зрители — актеры чокаются с ними стаканами с пивом, просят подпевать.

За полгода ребята не потеряли по-хорошему «студенческого» задора, но та самая уникальная атмосфера, которую удалось ощутить на квартирнике зимой, почему-то выветрилась. То ли из-за перемены помещения «намоленной» 51-ой аудитории, на новое, необжитое пространство лофта «Светоч», который, кстати, расположен на Большой Пушкарской — улице, где долгое время жил Володин, то ли потому, что, с появлением у постановки режиссера, поменялась её структура. Первый квартирник носил скорее «импровизационный» характер, но, несмотря на это, действие шло ровнее и ребята играли более слаженно, сейчас же сцены кажутся несколько разрозненными и оторванными друг от друга. Впрочем, и сами записи Володина выглядят, как обрывки воспоминаний, которые внезапно им овладевали. Но, безусловно, любые неровности и недочеты способна сгладить колоссальная энергетика молодых актеров «Этюд-театра» и «Мастерской».

Ольга Изюмова

«Это НЕ ТЕАТР, где без театра не обойтись» — так характеризуют свое творчество создатели квартирника «Стыдно быть несчастливым».

Фраза кажется неслучайной, ведь когда начинаешь анализировать этот несомненно обаятельный «нетеатр», ощущаешь раздвоенность.

С одной стороны — создана атмосфера. Аллюминевые огурцы клуба «Легкие люди» остроумно встречают тебя, приглашая к перманентному «советскому» застолью, которое с помощью баночки шпрот и банки пива, ходящей по рукам, сразу объединяет пришедших, предлагая стать не просто зрителем, но — гостем, соучастником. Граненые стаканы и подвешенная к потолку неизбежная бутылка, газеты на стенах, вещи на веревках, портреты Высоцкого… Серо-коричнево-клетчато-потертые костюмы молодых людей трагикомично подчеркивают вневременную нелепость их лирических героев. Девушки в шалях, больших очках, неярких платьях не боятся показаться чем-то «сереньким и маленьким»… Но если задуматься, а что именно володинского в уютной, душевной атмосфере этого всеобщего постоянного застолья, в этом советско-абсурдном пространстве… Почему здесь не могли петь Высоцкого, или читать стихи Хармса, или прозу Довлатова, например…

Володинский текст звучит в устах почти всех героев очень лично, они подбирают слова здесь и сейчас, а в результате складываются отрывки из «Записок нетрезвого человека». Актеров много, они подхватывают из разных концов зала, создается ощущение, что ты внутри, что ты тоже можешь поучаствовать в этом, рассказать байку или высказать горькую мысль. Но когда пытаешься собрать все в одно, найти сюжет, стержень, то… не находится ничего кроме бутылки, которая, как висельник или символический хребет, болтается посреди комнаты. (В бутылку засовывают записки, чтобы потом выпустить в реку — неужели все, что сохраним — в бутылке?)… В отдельные слова, отдельные эпизоды каждый старается вложить личную боль, переживание, но в одну большую, трагическую, заставляющую мучиться и стыдиться Боль это не вырастает.

Жанр квартирника, наверное, оправдывает и чуть абстрактную атмосферу, и не совсем ясную единую мысль. Ведь главное — встреча друг с другом и Володиным, все-таки попытка из сегодняшнего сытого дня поглядеть на то, как «хорошо мы плохо жили». Но сложно отделаться от ощущения, что для настоящего живого квартирника не хватает необходимости каждого в высказывании, личного отношения и понимания.

Все происходит естественно, легко, остроумно, честно, но это скорее оттого, что участники естественны, юны и обаятельны, а не оттого, что им необходимо искренне и просто сказать про Володина и себя. Но одна володинская мысль все-таки очень точно передается этим спектаклем — «стыдно быть несчастливым». Когда группа «Не мой фронт» прочувствованно исполняет песню «Стыдно быть несчастливым», Евгений Серзин делает это с уверенностью, принимая и понимая этот посыл. Ведь и правда, когда наблюдаешь за молодыми актерами, которые получают удовольствие от своего дела, которым, может быть, не совсем близки интеллигентские мучения стыдящегося за все драматурга, понимаешь, что стыдно, стыдно быть несчастливым.