Игорь Шнуренко
Деньги ненастоящие, зато актеры настоящие
Петербург, середина февраля 2011 года. Машины, отчаянно визжа, с трудом выбираются из снежно-ледяных торосов, а обыватели лечат блокадный шок телевизионной анестезией. Кто-то смотрит сериалы про вконец одичавших ментов, кто-то забывается золотым сном английского чемпионата по футболу.
А некоторые граждане, поддерживая друг друга (любая сторона улицы одинаково опасна), осторожно идут по направлению к Большому театру кукол, где проходит седьмой володинский фестиваль.
Для тех, кто не в курсе: Александр Моисеевич Володин — ленинградский драматург и сценарист, известный по таким произведениям, как «Звонят, откройте дверь», «Осенний марафон», «С любимыми не расставайтесь», «Пять вечеров».
«Пять вечеров» и называется фестиваль, который, по моим наблюдениям, собирает все больше публики. Ходят ленинградцы из интеллигенции, кто-то из них помнит еще первую, гитлеровскую блокаду. Ходят и совсем молодые девушки и юноши.
Потому что быстро устаревают модные авторы, быстро устаревает «новая драма». А пьесы Володина — вроде бы про давно ушедшие времена — продолжают волновать и трогать.
Этим вечером идет один из лучших в России володинских спектаклей сезона — его ранняя пьеса «Фабричная девчонка». Постановку привез драматический театр из маленького сибирского городка Черемхово.
Удивительно? Ну да, в Черемхово есть свой драматический театр. Основанный в 1939 году, когда население этого шахтерского городка было приблизительно равно нынешним 55 тысячам. Правда, тогда городок шел в гору, а теперь стремительно с этой горы спускается. Пик Черемхово пришелся как раз на 1956 год — тот самый, когда Володин и написал «Фабричную девчонку». Население городка тогда было вдвое больше нынешнего, и с тех пор только уменьшалось. Стремительней всего город терял людей в «первую путинскую пятилетку» — в период с 2000-го по 2005 год, за время которой население уменьшилось на 20 процентов.
Город, названный так из-за обилия черёмухи, продолжает умирать и сегодня: за прошлый год здесь родился 691 ребенок, а умерло вдвое больше — 1217 человек. Треть черемшан — пенсионеры, работающих столько же, доход на душу — чуть больше 7 тысяч рублей в месяц.
Можно прикинуть, сколько лет осталось Черемхово до момента, когда он превратится в город-призрак. Но черемшане не сдаются. Так, местный педагог Ольга Чемезова стала победителем всероссийского конкурса «Дистанционный учитель года-2010». Она полна надежд внедрить придуманные ею новинки в своем детском саду. А известный фильм «Любовь и голуби» поставлен по пьесе черемховца Владимира Гуркина, умершего в прошлом году.
Драматический театр здесь — не развлечение для продвинутых менеджеров, а, пожалуй, вызов судьбе. В советские времена театр постоянно ездил по таежным поселкам, показывая простым работягам Гольдони и Шиллера, Островского и Гюго. Сегодня к творческим проблемам прибавилась и задача выживания.
В один из последних сезонов директор театра Надежда Николаевна Скоморовская пригласила на постановки втрое больше в актеров, чем обычно. В областном отделе культуры закричали: «Вы нас разорите!». «О, не стоит так волноваться! — ответила Скоморовская. — Я им буду платить совсем маленькие и ненастоящие деньги».
Деньги ненастоящие, это правда. Это вам не какой-нибудь штат Вирджиния, где власти ставят целью, помогая искусствам и образованию, перейти из индустриальной эры в постиндустриальную, и тем спасти обреченные города. Наша цель последних 20 лет — капитализм. В переводе — высосать из недр все, что можно, обналичить и отправить в оффшор. А люди — ресурс, его тоже можно в отвал.
Деньги в театре ненастоящие — а актеры настоящие. Режиссер Татьяна Уфимцева — сама известная актриса, преподаватель школы-студии МХАТ — давно сотрудничает с Черемховским театром.
Публика в зале петербургского театра состояла из завзятых театралов, они видели все и всех. Но «Фабричная девчонка» произвела впечатление своей искренностью, не было там ни театральной пошлости, ни завываний, ни модного нынче приема, когда авторский текст произносится невнятной скороговоркой, а актер в это время, например, показывает залу жопу.
Так вот, жопы не было.
Была история Женьки Шульженко и других вроде бы маленьких людей с их нехитрыми, по нынешним меркам, пределами житейского счастья. Наивные мечты, трогательные порывы, прекрасные заблуждения, горькие поражения — все, что делает нас людьми.
В этой пьесе 1956 года «как бы» «снимается фильм» о жизни подруг — и насколько современной эта ситуация «как бы» кажется из дня сегодняшнего с его лживыми сериалами и постановочными ток-шоу! Это спектакль об искренности, и это спектакль о лжи.
Слово «катарсис» — заезженное, чуть ли не старомодное — но как скучно без него в театре! Без него игра обращается в имитацию, притворство, цирк.
Цирка не было, а катарсис был. Ну, или назову осторожно — настоящий момент эмоционального прорыва, когда героиня и актриса (и массовка-зрительный зал) были одно.
Это ощущение хотелось сберечь и за пределами зрительного зала.
После спектакля я, перескакивая через матвиенковские противотанковые надолбы, зашел в соседний магазин за кефиром. И простой разговор продавщиц воспринимал уже как спектакль.
Основа многих искусств — уличная жизнь. В Петербурге, блокированном льдом и ложью, она уничтожена, — но, к счастью, есть еще театр, который позволяет сквозь торосы будней видеть истину.
