Ключ с правом передачи
В рамках фестиваля прошла конференция режиссеров.
Какими ключами сейчас может быть открыта драматургия А. М. Володина? Какие проблемы возникают при постановке пьес А. М. Володина сегодня? Володин и время: изменились ли люди и их комплексы, взаимоотношения с социумом, мирочувствование? И каким образом театру связывать времена? Феномен «володинского героя» и «володинской героини». Нужен ли сегодня особый способ существования актеров на сцене для драматургии Володина? Эти вопросы были заданы тем те, кто ставил Володина.
Марина Дмитревская Наверное, начать нужно с того, что судьба Володина в театре очень несчастливая — легендарных спектаклей мало. Он всегда был трудным для театра. Хотелось бы, чтобы режиссеры поделились своим опытом: как «мнется» его драматургия, какие возникают связи, почему вы обратились к Володину, какими ключами он нынче открывается?
Галина Бызгу, режиссер спектакля «Я скучаю по тебе» (Володинский фестиваль) Я не понимаю, как можно взять пьесу и поставить ее так, как она написана. У нас в мастерской был культ Володина, и благодаря Григорию Михайловичу Козлову и Марине Юрьевне Дмитревской мы его видели, он был для нас доступным, способным даже ущипнуть. Но для того чтобы тот или иной материал был взят в работу, что-то должно случиться, что-то тебя должно вдохновить — то ли актер, то ли тема. А это уже и ключ, и подход, и все остальное.
Позвонят и скажут: «Не хотели бы вы поставить „Пять вечеров“?» Да, конечно! Но потом возникает вопрос — как? Эта драматургия — прозрачная, ее не схватить. В чем там секрет? В моем случае «ключ» принесла артистка. Я встретила Розу Хайруллину, она сыграла мне кусочек, и это стало для меня вдохновением. Еще я поняла, что Роза потрясающе похожа на Володина. Те, кто ее видел, — знают: нос, профиль, ну очень похожа. Володин, но разве что непьющий! Когда работали над «Я скучаю по тебе», Володин вел себя мистическим образом, и тогда мы поняли, что он тоже персонаж нашей постановки (не знаю, как у других, но у меня так: сначала ты делаешь спектакль, а потом что-то происходит и он сам себя делает). В какой-то момент сидим, обсуждаем последнюю сцену, а по телевизору показывают сюжет про то, что некая женщина Тамара двадцать лет искавшая своего Сашу, нашла его в Германии. Поехала к нему, и у него от встречи с ней — сердечный приступ. Он в больнице, в коме, не приходит в себя, она возле него, держит его за руку и повторяет: «Саша, как хорошо, что я тебя нашла». Я помню, мы посмотрели сюжет с Розой — и молча разошлись. То есть Александр Моисеевич оттуда сверху дал понять: то, что мы делаем, — правильно. Мне кажется, у Володина самое важное — найти верный тон, как говорил Немирович-Данченко.
И последняя проблема. Социум. Мне очень нравится пьеса «Назначение», а вот насколько сегодня человек поймет, что там происходит?
Дмитревская А Муровеевы-Куропеевы никуда не делись.
Бызгу Да, но как сделать, чтобы их узнали сегодня? Как сделать, чтобы все ненавидели одного и принимали другого?
Дмитревская А Лямин как раз тот самый рефлексирующий интеллигент, который сегодня не герой эпохи.
Бызгу Вот поэтому мне и кажется, что это сложная пьеса, чтобы ее рассказать сегодня.
Дмитрий Егоров, режиссер спектакля «Дульсинея Тобосская» (Екатеринбургский ТЮЗ) Володин застрял в сознании театральных педагогов как современный драматург. Весь семестр современной драматургии ставят Вампилова-Володина. Давно уже пора в сознании этот тумблер переключить, и Володина, Вампилова, Розова, Арбузова отправить на полку классики.
Володин — утопист. Тех замечательных людей, о которых он пишет, встречаешь все реже. Да, конечно, очень актуальная с точки зрения социальных факторов пьеса «Две стрелы». Но таких героев, как Ушастый, сейчас нет. Проблема всех спектаклей «Две стрелы» — отсутствие Ушастого. Человек Боя может получиться, Глава рода — да, а Ушастый — нет. Володинский герой — гуманист своего времени.
Когда мы репетировали «Дульсинею Тобосскую», нам было интересно копаться в алогизмах. По пьесе видно, что Александр Моисеевич был человеком пьющим, есть некоторые вещи, которые друг другу противоречат, но от этого пьеса своего обаяния не теряет, артисты володинским материалом увлекаются, потому что там есть про что играть, есть человек. Но вариантов разных взглядов на «Дульсинею Тобосскую», на процесс пути Альдонсы от темной деревенской девки до Дульсинеи немного. Это идеологически плотно сбито, вступать в диалог с этим сложно.
В общем, пора методички переписывать. Сменились поколения, страна стала по-другому называться, мобильные телефоны появились.
Бызгу А у него, кстати, не было мобильного телефона.
Егоров Да, об этом говорят перед каждым спектаклем, и это правильно. В диалог с Володиным, переведенным в разряд классики, будут вступать режиссеры старшего поколения, которые ставят только программные для себя вещи. Нам же интереснее всего смотреть на пьесы Володина в диалоге с какими-то серьезными личностями. А это — точная примета классики. Нам всегда будет интересней смотреть, как Гордин и Агуреева сыграют «Пять вечеров», или как Крамер в Московском ТЮЗе сделает «Дульсинею Тобосскую». Мне кажется, это проблема, о которой надо говорить, — хватит рассматривать Володина как современную драматургию. Это лучшая часть того, что нам осталось от советской эпохи XX века. Но вслед за Александром Моисеевичем уже появился Ваня Вырыпаев, который написал «Кислород» и который по сознанию радикально отличается от Володина.
Дмитревская Я недавно видела «Закрытый показ» и услышала, как молодые говорят: безбожно устарел «Кислород» за 10 лет…
Егоров Я не говорю сейчас, что «Кислород» — самое современное, что у нас есть. Сейчас и он уже устарел, да. Но сидит мастер в каком-то городе и говорит ребятам, что современность — это Вампилов, Володин, имея в виду свою молодость. Получается, что у таких актеров современность закончилась на молодости их мастера.
Дмитревская Я сейчас скажу с позиции абстрактного мастера. Может быть, обучение и воспитание есть предложение студенту войти в контекст твоих культурных ценностей, тех, которые ты чувствуешь подлинными, а не бежать, задрав штаны, за модой. Вообще за современностью нечего бежать, она нас органически окружает. Воспитывать надо на чем-то настоящем. А Володин без вранья. Я не уверена, что в современной драматургии многое сейчас без вранья.
Егоров Но другое дело, что Володин драматург XX века, а сейчас
Лариса Леменкова, режиссер спектакля «С любимыми не расставайтесь (театр «Свободное пространство», Орел) Мне-то кажется, что неважно, на какую полку кого поставить. Есть любовь, есть предательство. Но никуда не деться и от того, как чувствуют себя молодые. Когда мне предложили поставить на курсе «С любимыми», я задалась тем же самым вопросом — какими ключами открывать Володина сегодня? Эти студенты не видели таких людей, их сейчас почти не нет. Они остались где-то в глубинке, в шукшинских местах. И Леонид Ефимович Хейфец, мой учитель, сказал: «Открывай от чистого сердца, от того, как чувствуешь сегодня людей». И когда мы приступили к этому материалу, было очень сложно, ребята не понимали. Тогда мы стали вскрывать этих персонажей и увидели, что все — те же Кати и Мити, что у Володина есть просто Он и Она. И ребята предложили такую штуку: есть армия женщин и армия мужчин — что у них общего? Диван-кровать и цветной телевизор. Возникли этюды, которые позволили ребятам почувствовать себя главными. Они в этих историях объясняли ситуации для себя, приближали Володина к себе, иначе они не чувствуют эту страшную жизнь, они более легкие, более веселые. Через эту драматургию их надо проводить, чтобы узнать ту жизнь.
Андрей Трусов, режиссер лабораторного эскиза «Пять вечеров» («ON.Театр») Это прекрасный способ осовременивания Володина — дать его пьесы молодым ребятам, которые сами будут фантазировать на его темы. Появится легкость, а это дорогого стоит. Я в июне ставил эскиз «Пяти вечеров» и использовал несколько приемов. Мне показалось, что тексты Володина — это городской фольклор плюс сказка и волшебство. Я хотел поставить про внутренне благородство чувств, которые никуда не пропали, а приняли другие формы. Хотя я, конечно, читал статью Павла Руднева «Тема современной пьесы» и отчетливо для себя понял, что не надо классику (а «Пять вечеров» для меня классика) притягивать к современности, искать какие-то дополнительные вещи. Надо отталкиваться от материала. Что я и делал. Еще один важный постулат, который я нашел у Володина: чувство, которое он испытает к молодой женщине, — это поклонение и жалость, это мучительное и болезненное чувство, и я использовал это собственное чувство для работы, строил темы ушедшего времени. Сценография — полотно, на которое проецировались старые обои, старая мебель, разные световые пятна и один видеосюжет. Возникала особая атмосфера за этим полотном, атмосфера такой веранды. Иногда мы хулиганили: когда Ильин просовывал Тамаре под дверь свой паспорт, мы проецировали паспортную фотографию актера. Кроме того, тему благородства мы попытались показать через иронические намеки на рыцарские времена — звучал Генри Пёрселл, какие-то сцены разыгрывались как рыцарские. Но игра была предельно иронична. А меня обвинили, что я ставлю Володина как символистскую пьесу. Тамару, которую играла Оля Белинская, мы думали делать очень смешной, на грани сумасшествия. И мы много смеялись над ней, артистка мне сказала, что это было для нее мучительно, так как она играла «всерьез». Одна из находок этого спектакля — Тамара поет свою песню очень фальшиво. Мы долго работали, чтобы артистка, умеющая хорошо петь, сфальшивила на полтона. А позади нее стоит Ильин и смотрит влюбленными глазами. Все это гомерически смешно, и ее пронзительно жалко.
Вера Попова, режиссер спектакля «Пять вечеров» (Ачинский драмтеатр) Это был первый мой спектакль. У нас была сложная ситуация с актерами, но мне казалось, что нельзя оставить работу… А сейчас я уже думаю, что не надо было доделывать. Конфликт с актерами был из-за разности понимания пьесы. В моем представлении это очень светлая история, с юмором и даже наивная. А исполнитель главной роли хотел делать все жестко и через боль. Тут мы и не совпали. Когда пришел зритель на спектакль, то каким-то чудом свет, который туда заложил Володин, проявился.
Татьяна Уфимцева, режиссер спектакля «Фабричная девчонка» (Черемхово) Я тоже работала в маленьком городке, но у меня все было благополучно, потому что актеры доверились. А «Фабричную девчонку» мы выбрали по совершенно прозаическим причинам. Маленькая труппа, и хотелось для города поставить пьесу, которая совпадала бы с ним. Это история любви. Проблема героини в том, что до определенного момента она никого кроме себя не видит и не слышит. Она такая правдивая и честная, а все вокруг лгут. В то же время ей не хватает человеческого поступка, чтобы стать личностью. И когда она его совершает — отказывается от любимого ради его матери — она становится человеком. У Володина это коротенькая сценка на три минуты, но именно в ней суть. Мне было интересно понять, как героиня становится личностью.
Маргарита Шин, студентка Театрального института им. К. Карпенко-Карого Я учусь в Киеве у М. Ю. Резниковича, он очень строгий педагог. На втором курсе нам предложили взять в работу материал, который был бы нам интересен. Я выбрала «Старшую сестру», и мастер очень удивился: к советской драматургии относятся как к чему-то устаревшему, неактуальному… В библиотеках нет материалов, даже текст пьесы я нашла не сразу. Это был вариант, где Надя становилась актрисой.
Наверно, главная для меня сложность при работе с Володиным — распределение ролей. Если человек по духовным качествам не подходит, даже если он понимает ситуацию, то постановка не получится. Хотя нам удалось создать атмосферу, приходили ребята, пели песни Окуджавы. Хотелось сделать что-то, что давало бы человеку надежду, говорило бы: надо жить. Актеры приходили и «грелись» у нас, они говорили, что не думали, что этот материал так облагораживает.
Павел Руднев, критик Пьесы Володина я видел только в исполнении старших мастеров. Но понятно, что без выстраивания отношений со временем, без отчетливого отношения к советской реальности, без мостиков между сегодня и 60–70-ми годами ставить эти тексты невозможно. Эпоха ностальгии в театре была в
Вот вчера мы смотрели «Старшего сына» Григория Козлова. Он во многом хорош. Но все растворилось в «милоте», она размыла конфликт. Абсолютно водевильная структура. И все болевые точки, характерные для драматурга советской эпохи, пройдены по касательной. Для артистов, героев этой пьесы, все стало милой шуткой. И какое будущее ждет этого старшего сына? Верим ли в то, что жизнь героев Вампилова станет прекрасной? Дает ли нам Вампилов повод так думать? Мне кажется, что спектакль прошел мимо проблем этой пьесы. Отношение со временем у молодого поколения осталось в самом начале спектакля. Дальше эти отношения никак не выстроились. Потому что в глазах зрителя и в глазах этих студентов Советский Союз был царством всеобщего счастья, радости, бесконечной любви друг другу.
Дмитревская Они же играют дель арте.
Руднев А хорошо ли это? Где болевые отношения с эпохой? Я просто против искусственного света и искусственного деланья из Советского Союза страны счастья и радости.
Дмитревская Володин, мне кажется, не совсем «советская пьеса», он в этом смысле мимо советского. Как сказал Вахтангов, «не отражай эпоху — и тогда ты ее отражаешь».
Руднев Эти тексты вырастают из сложной советской реальности, в этом сила этой драматургии. Они показывают тотальное неблагополучие советского человека. И распластывание этих текстов в абсолютное ложное представление об СССР для меня абсолютно недопустимо. Они лишают поколение правильного представления о реальности. Естественно для нас всех, заставших хоть кромочку советского времени, нет ничего лучше, чем советское кино, нет ничего прекраснее, милее, человечнее, веселее. И если мы проведем на улицах соцопрос, то поймем, что это главный культурный приоритет у людей. Мы разговариваем этими цитатами, мы помним эти образы, в нас впечатление, многажды повторенное бесконечными показами по телевизору, порождает этот феномен. Наше детство всегда прекрасно, это и есть радость эпохи. Но это не так. Нужно более критично относиться ко времени.
Алексей Киселев, студент ГИТИСа Особенностью пьес Володина я бы назвал их театральность. То есть это пьесы для театра, а не для читок. Сейчас стихия театра пропадает, это легко заметить на примере новых пьес. Во главе угла стоит пьеса, и театральный свет используют только потому, что он есть, а декорации потому, что так принято, и театр нужен только потому, что так получилось. А хотелось бы, чтобы театр воплощал собственно театральные идеи. И в пьесах Володина есть именно то, что можно использовать как инструмент театра, а не просто текст. Это целая тема — театральность драматургии Володина.
Дмитревская Почему обращаются к Володину? Его пресловутая советскость — это очень четкие нравственные ценности. И поскольку сейчас мир расшатан, «добро есть зло, а зло добро» и говорить, что «добро есть добро», уже не модно, а модная амбивалентность добра и зла — игрушка в руках режиссеров, то к Володину обращаются еще и затем, чтобы почувствовать какую-то почву. Потому что не может Тамара не любить Ильина и не может Ильин быть подонком. Не может Дульсинея превратиться обратно в Альдонсу. Когда наш театр, как Лиза Бричкина, перебирается через болото, то должна хотя бы одна нога упираться в почву. Володин — лучшее из того, что Павел называет советскостью, а на самом деле надо назвать антисоветскостью, — это и есть система координат: он дает возможность за что-то ухватиться, постоять и дальше пойти.
