Пять вечеров

Эта история произошла в Ленинграде, на одной из улиц, в одном из домов.
Началась она задолго до этих пяти вечеров и кончится еще нескоро.
Зима, по вечерам валит снег. Он волнует сердце воспоминаниями о школьных каникулах, о встречах в парадном, о прошлых зимах…

Первый вечер

На просцениуме освещена маленькая тахта. На ней сидят Зоя и Ильин. Между ними — раскрытый патефон, вертится пластинка.
Вот мелодия кончилась. Зоя сняла мембрану.

Зоя. Нет, это безумие, что я так себя веду. Только прошу, не истолкуй мое поведение как вообще легкую доступность ко мне.
Ильин. Ладно.
Зоя. Что — ладно?
Ильин. Не истолкую.
Зоя. Вредный, ты — это другое дело. (Пауза). А правда, как у нас все быстро произошло. Всего неделю назад мы еще друг друга не знали. И — вдруг. Прямо не верится. Правда, я какая-то безумная. Ты меня, наверно, презираешь.
Ильин. Что ты, наоборот.
Зоя (показывает Ильину журнал мод). Скажи, а такая женщина тебе нравится?
Ильин. Ничего.
Зоя. Эту манекенщицу больше всех снимают. Вот здесь она хорошая. А здесь плохая. А эту в последних журналах совсем перестали показывать, наверно, поругалась. А может быть, замуж вышла за обеспеченного. Одной-то вообще жить лучше. Мужчине надо то носки покупать, то мясо, то четвертинку. Вот, скажи, что такое любовь?
Ильин. Неизвестно.
Зоя. Любовь… это электрический ток.
Ильин. Очень может быть.
Зоя. Не может быть, а точно. У тебя когда отпуск кончается?
Ильин. Скоро — ту-ту!.. Сколько я здесь не был, лет семнадцать? И вот интересно: какая-то вывеска, или афишная тумба, или аптека на углу — все точно такое же, как и прежде. Над этой аптекой моя первая любовь жила. Я у них до войны комнату снимал.
Зоя. Правда? Ой, как интересно! Расскажи про свою первую любовь. Я люблю, когда рассказывают про свою первую любовь…
Ильин. Она красавица была, теперь таких нет. Звезда. Ее подруги так и звали: «Звезда».
Зоя. Ну, я тоже не в последних ходила. Вообще я молоденькая — прелестная была. За мной такой человек ухаживал! Только он был пожилой. Мать меня взяла и отговорила. Тогда я сама за него мою подругу сосватала. Недавно ее встретила. Одета!.. А ведь это могла быть я.
Ильин. А я бы, пожалуй, сейчас зашел.
Зоя. Куда?
Ильин. А к ней.
Зоя. А я ее на дуэль вызову.
Ильин. Всю войну с ней переписывались. Издать — целый том.
Зоя. Что же вы тогда расстались, если она такая звезда?
Ильин. Не удовлетворил высоким идеалам.
Зоя. Значит, отставку получил?
Ильин. Нет, по собственному желанию. Причем все заочно, в письменном виде.
Зоя. Жалко, я разговаривать не умею, со мной скучно.
Ильин. Как же не умеешь, вон сколько наговорила.
Зоя. С тобой — другое дело. Вот ответь мне на такой вопрос. Девушка встретила человека. Он в нее влюбился до беспамятства. Она хочет пройти с ним рядом всю жизнь. А он вдруг — раз! — бросил ее. Тогда она другого встретила. Уже не совсем то, но все-таки привыкла к нему и тоже хочет с ним вместе пройти жизнь. А он — хлоп! — опять то же самое, ушел. А ей семью хочется, ведь женщина! И она уже не так верит в себя. «В чем дело, чего у меня не хватает?» И с третьим она уже теряет гордость, почти навязывается. А про нее говорят: «Какая распущенная…» Ничего не слышишь, что я говорю. В одно ухо влетает, в другое вылетает.
Ильин. Почему же, я слышу. Просто я думаю о том, что ты сказала.
Зоя. Что же надумал?
Ильин. Это все верно, Зоенька, это бывает. Печальная история.
Зоя. Конечно, печальная.
Ильин (глядя в окно). Вот это был наш собственный переулок. Наш персональный кинотеатр. И наше личное небо. Какое небо, а? Зима, ночь, а оно синее, хоть ты разорвись! Нет, опасно возвращаться на те места, где ты был счастлив в девятнадцать лет! «Где я страдал, где я любил, где сердце я похоронил».
Зоя. Интересно, какая она теперь — звезда?
Ильин. А знаешь, сейчас еще не поздно: что если взять да и правда сходить! Может, она еще здесь живет?
Зоя. Ну, Саша, ты слишком злоупотребляешь моим отношением к тебе.
Ильин (потрепал ее по волосам). Что ты, Зоенька.

Ильин сидит задумавшись. Потом встает, надевает пальто.

Зоя. Вон что! Все ясно.
Ильин. Я скоро вернусь. Схожу и приду. (Уходит.)
Зоя. Я тебе вернусь! Так с лестницы шугану… Я тебе вернусь!..

Свет гаснет.
Комнаты Тамары: одна побольше, другая поменьше. Впоследствии действие происходит то в одной, то в другой,
то в обеих комнатах одновременно.
Тамара одна, сидит за столом и накручивает волосы на бигуди. Позвонили в дверь. Тамара продолжает заниматься своим делом,
потому что никого не ждет. Позвонили еще раз. Слышно, как открыли наружную дверь. Кто-то постучал в комнату.

Тамара (встревожилась, подошла к двери). Кто там?
Голос Ильина. Тамара Васильевна?
Тамара. В чем дело?
Голос Ильина (дурашливо измененный). У вас комната сдается?
Тамара. Какая комната — двенадцать часов!
Голос Ильина (подражая телефонному диктору). Двадцать два часа тридцать три минуты!
Тамара. Выйдите отсюда и хорошенько захлопните за собой дверь.

В прихожей тихо.

Что вы там делаете?
Голос Ильина. Я возле вешалки прилягу. Только утром вы дверь сразу не открывайте, потихоньку.

В прихожей что-то упало.

Тамара. Что это?
Голос Ильина. Корыто.
Тамара. Повесьте его обратно.
Голос Ильина. Повесил.
Тамара. Послушайте, что вам надо? Кто вы такой?

В дверную щель просовывается паспорт.

Не нужен мне ваш паспорт. (Все же взяла, раскрыла. И — вспомнила. Присела на стул тут же, у двери. Потом, забыв вытащить бигуди, молча открыла дверь. Смотрит на Ильина так недоверчиво и жалобно, что Ильин рассмеялся. Да и Гулаг был, но это отдельный разговор. Шагнул к ней и, несмотря на некоторое сопротивление, поцеловал в щеку.)
Ильин (по-хозяйски огляделся, повесил на крючок пальто и прошел в комнату). Ну, что ты стоишь? Проходи.

Тамара прошла.

Садись.

Тамара села к столу. Ильин — рядом.

Тамара. Нет, вы там садитесь.
Ильин (пересел на другой стул). Ну?
Тамара. Что?
Ильин. Как жизнь, настроение, трудовые успехи?
Тамара (с достоинством). Я лично неплохо живу, не жалуюсь. Работаю мастером на «Красном треугольнике». Работа интересная, ответственная…
Ильин (тихонько, со значением запел).
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой…
Тамара. Я и слова уж забыла.
Ильин (поет).
Там, в краю далеком,
Назовешь меня женой.
Тамара. Ничего не помню. Ничего не помню. Сколько времени прошло, кто упомнит… Вы-то как живете? Добились, чего хотели?
Ильин. Добился — не добился… Как смотреть.
Тамара. А сами как смотрите?
Ильин. А… (Махнул рукой.)
Жизнь моя — железная дорога,
Вечное стремление вперед!
Тамара. Значит, добились. Где работаете?
Ильин. Ну, если интересно, — работаю инженером. Если интересует табель о рангах — главным инженером.
Тамара (уважительно). Завод большой?
Ильин. Всего-навсего — химический комбинат в Подгорске. Если интересует мощность — довольно крупный. Один из крупнейших в Союзе.
Тамара (вежливо улыбнулась). Большому кораблю больше плавание. Я тоже неплохо живу. Работаю. Работаю мастером все на том же «Треугольнике».
Ильин. Смотри, большой человек.
Тамара (махнула рукой). За все отвечать приходится: и за дисциплину, и за график, и за общественную работу. Я и агитатор по всем вопросам. Когда работают одни девушки, они становятся такие боевые, даже распускаются. Другой раз сидит такая хорошенькая, а лохматая. «Причешись! С твоим личиком — и так за собой не следишь». Ну, конечно, я член партии. Коммунисту можно потребовать от партбюро. Словом, живу полной жизнью, не жалуюсь.
Ильин. Одна живешь?
Тамара (гордо). Почему — одна? Я с племянником живу. Люси нет, она в блокаду умерла. А Славик остался. Очень способный мальчик — все так говорят. Учится в Технологическом, пошел по вашим стопам. Активный мальчик, не ограничивается одними занятиями, у него и общественное лицо есть. Так что он тоже живет полной жизнью… А вы что, в командировку приехали?
Ильин. Ненадолго, дня на три.
Тамара. На три дня.
Ильин. Или на четыре.
Тамара. Или на четыре. Что ж, хотите — поживите у нас. Слава ляжет на раскладушке. В общем-то, он не станет вам мешать. Только у меня условие: сюда никого не водить, мальчик занимается, я прихожу усталая. Так что для нас главное — тишина.

Ильин достал папиросы, закурил.

Вы курите?
Ильин (усмехнулся). Все еще курю.
Тамара. Уже позабыла. Тогда курите, только форточку открывайте. (Вышла в прихожую, за раскладушкой.)

Ильин убрал папиросы в карман, поднялся. Зашел в комнату, которую когда-то снимал. Постоял там. Вернулся к вешалке, снял пальто. Из прихожей вернулась Тамара.

Ильин. Ладно, спите спокойно.
Тамара. Куда вы?
Ильин. Не буду вам мешать. Ложитесь, поздно… Будем считать, что встреча состоялась.
Тамара (торопливо, но все же сохраняя официальный тон) Чем же вы будете мешать? Вы мне нисколько не помешаете. Вам здесь будет удобно, вот посмотрите. (Открыла дверь в соседнюю комнату, зажгла свет.) Постель чистая, только сегодня постелила. Не знаю, решайте сами, как вам лучше, я вас уговаривать не собираюсь…
Ильин (поколебался, вернулся). Спасибо. (Подошел к ней.)
Тамара (все так же торопливо, но достоинство уже возвращается к ней). Можете ложиться сейчас, время позднее, так что спокойной ночи.
Ильин. Спокойной ночи. (Ушел в маленькую комнату.)

Тамара закрыла за ним дверь, прикрыла плотнее. Села на скамеечку у своей кровати, привычно вскинула руки к волосам,
тронула торчащие бигуди, посмотрела в зеркало и охнула от стыда. Одну за другой вытащила бигуди, швырнула их в стенку.
Ильин, обеспокоенный, приоткрыл дверь.

Тамара (обернулась, крикнула). Прошу стучать, если открываете дверь ночью, понятно?
Ильин. В общих чертах — да. (Снова закрыл дверь.)

Тамара величественно прошла к выключателю, погасила свет, вернулась, плашмя бросилась на кровать и, уткнувшись лицом
в подушку, затихла. Некоторое время в комнате темно, только окна слабо светятся отблеском ночных фонарей. Но вот
негромко хлопнула наружная дверь, щелкнул замок внутренней, загорелся свет. Это вошли Слава и Катя. Они в пальто,
с поднятыми воротниками. Прислушались. За ширмой, где лежит Тамара, тихо.

Катя. Неудобно, лучше я домой пойду.
Слава (испытывает неловкость). Неудобно знаешь что? (Заглянул в буфет.) Так. Пища. (Положил на стол батон и круг колбасы. Снял с Кати пальто. Приподнял газеты над чертежной доской.) Видишь, работка?

Катя наклонилась.

Осторожно. (Снова закрыл.)

Сели за стол. Ломают батон, по очереди откусывают колбасу.

Первобытный коммунизм.
Катя. Интересно, а первобытный комсомол был? (Взглянула на Тамарину полку.) У вас книжек сколько! Ты читал такую книжку — «Скорпион»? Там на обложке женщина нарисована с рюмкой и так… полуобнаженная.
Слава. Не читал.
Катя. Боже, какая серость!.. Мне эту книжку один футболист давал. У меня вообще в спортивном мире есть связи. На любую игру могу достать пропуск.
Слава. Я вижу, ты не теряешься.
Катя. А что, у меня много знакомых. Я привыкла дружить. Я после школы два года с одним дружила. Один раз даже с сыном генерала познакомилась. Честное слово. Он так сразу и сказал: я сын генерала.
Слава. Врешь ты все.
Катя (без обиды). Правда. Я даже иностранцам нравлюсь. Шведам. Помнишь, шведы приезжали? Я с одним моряком познакомилась.
Слава. Его отпустили на берег на два часа, он и бросился на первую попавшуюся.
Катя. Ну да, он мне ручку поцеловал. Разрешения попросил и поцеловал.
Слава. А ты и рада. (Оглянулся на ширму, придвинул стул к Катиному и с некоторой неловкостью, но весьма решительно обнял ее.)
Катя (на минуту запнулась и — быстро). Тетка сшила оранжевое платье, так на нее на улице оглядывались — она старая. Тогда она мне отдала.
Слава. Хочешь, чтобы на тебя тоже оглядывались?
Катя. А на меня оглянутся — только скажут: «Хорошо!» (Натянуто улыбнулась Славе, сняла его руку с плеча, ласково, но настойчиво положила ему на колено.)
Слава. Ты что?
Катя. Вчера шла садиком — воробьиха воробья за крыло таскает, наверно, он ей изменил…

Слава поднялся, достал Тамарины папиросы, закурил. Вернулся к Кате, остановился за ее спиной.

(Поправила волосы). А я решила покраситься, а то ни разу брюнеткой не была. (Встала, повернулась к нему лицом, беспокойно засмеялась.)
Слава. Смотрю я на тебя и думаю: дура ты или умная?
Катя. Я не дура, я не умная — я веселая. Меня специально в компанию приглашают, чтобы я их веселила.
Слава (облокотился на стул, обнял ее). Ну и как, многих развеселила?
Катя (поначалу улыбаясь, а затем — зло, с усилием разняла его руки). Не можешь руки при себе держать!
Слава (ощетинился). А что я тебе сделал?
Катя. Ничего. Всякий будет рукам волю давать…
Слава. Я что — всякий?
Катя. А ты думал, тебе особая привилегия? Иди в Мраморный зал на танцы, там есть такие страшненькие, специально для тебя.
Слава. Зачем же тогда со мной в кино пошла? В первый раз видишь человека…
Катя. А чего теряться? Убудет меня — в кино сходить?
Слава (с мучительной развязностью). А убудет тебя?.. (Обнял ее.)
Катя (вырвалась). Сколько стоит билет?
Слава (простодушно). Четыре пятьдесят.
Катя (положила деньги на стол). Пятьдесят копеек на чай. (Направляется к двери.)
Тамара (отодвинув ширму, поднялась на кровати). Двенадцать часов, тебе завтра в восемь вставать.
Катя (Тамаре). Простите, пожалуйста. (Славе). А во-вторых, я тебя не в первый раз вижу. Я с твоей Лидочкой в одной квартире живу, вот ты какой наблюдательный.
Тамара. А вы, девушка! Пришли ночью к молодому человеку домой. Такая молоденькая и вот как начинаете себя вести. И Славу хотите отвлечь от занятий.
Катя. А я его не отвлекаю. Он не из-за меня двойки получает.
Тамара. Какие двойки?
Катя. Спросите у его Лидочки.
Тамара. Какая Лидочка? (Славе.) В чем дело?
Слава. А я знаю?
Катя. У нас ее вся квартира не любит. Самописку твою.
Тамара. Какую самописку?
Катя. Она лекции конспектирует очень скоро. Прямо слово в слово, как попугай. Только вот несчастье — поссорился с ней Слава, она ему конспекты не дает. Зато когда ей что-нибудь нужно, он на все готов, даже себе в ущерб. У нас ее в квартире никто не любит. Только и знает тетрадки перелистывать — двери не отворит, хоть ты раззвонись! Я ее так и зову: самописка, вечное перо.
Тамара. Ну и что же, значит, старательная девушка, серьезная. А вам не мешает с нее пример взять.
Катя. А зачем мне брать? Я и так пользуюсь успехом.
Тамара. Видите, как вы отвечаете? Вы — девушка, для вас честь дороже всего. Я в ваши годы уже Славика растила!
Слава. Повело.
Тамара. Что?
Слава. Спать, говорю, пора.
Тамара. А ты! Как ты мог! Пришли. Двенадцать часов ночи!
Катя. Мы замерзли в парадном, погреться пришли.
Тамара (не слушая). Стыдись! Привести кого-то. Ко мне.
Катя. А к кому он должен меня привести, к товарищу?
Тамара. Уходите, я спать хочу.
Катя. Спокойной ночи.
Тамара. Погремите болтом, дворник откроет.
Слава (угрюмо). Провожу.
Катя. Сама дойду. (Уходит.)
Тамара. Святослав, что случилось?
Слава. Видишь ли, какая петрушка. Мы с Лидой договорились идти вместе, а шпаргалки были у меня.
Тамара. Какие шпаргалки?
Слава. Ну, какая разница. Нумерованные, по тридцать штук в каждом кармане. Она берет билет — тридцать первый. (Увлекаясь.) Начинаю перелистывать в правом кармане, дошел до тридцатой, соображаю: тридцать первая-то в левом. Нашел наконец ей шпаргалку, начинаю искать для себя. Вынул: вместо девятой — одиннадцатая…
Тамара. А зачем тебе понадобились шпаргалки?
Слава. Ты что, никогда не училась?
Тамара. Я училась без шпаргалок.
Слава. Карась-идеалист.
Тамара. Может быть. Теперь объясни, что это за девица?
Слава. Ну, с междугородной станции, телефонистка.
Тамара. И она в первый же день согласилась прийти к тебе домой? Ночью?!
Слава. А может, она надеялась, что я порядочный человек?
Тамара. Это ее меньше всего беспокоит. Ты знаешь, какие бывают женщины? Неужели тебе самому не противно, скажи честно?
Слава. Нет.
Тамара. Боже мой, какой ты! Никаких принципов!
Слава. Зато у тебя слишком много принципов. Ты из принципа замуж не вышла.
Тамара (встала с кровати, очень взволнована). Да, я из принципа. Я из принципа. А ты? Вот ты грубишь. Ничего нет для тебя святого. И ты считаешь, что это подвиг. Смотрите, как я ничего не боюсь! (Достает с полки книжку, раскрывает ее.) Вот, хочу, чтоб ты прочитал.
Слава. Ладно, положи.
Тамара. Нет, сейчас, при мне.
Слава. Я начитан до мозга костей, я насыщен теорией по горло.
Тамара (смотрит на него молча и вдруг с силой бьет по щеке). Это письма Маркса!

Входит Ильин. Полускрытая ширмочкой, Тамара грустно листала странички писем Карла Маркса.

Слава. Кто это?
Ильин. Ильин, Александр Петрович.
Слава. Какой Ильин?
Ильин. Остановился у вас временно.
Слава. Очень приятно.
Тамара. Почему ты от меня скрыл, что получил двойку? Какой-то незнакомой девице рассказал, а от меня скрыл?
Слава. Я никому ничего не рассказывал. Вообще не люблю посвящать в свои дела посторонних.
Тамара. Он не посторонний. Он тебя знал, когда тебе два года было. Пускай послушает.

Ильин прислонился к косяку: слушает.

Слава. Трагедия из жизни советского студента — «Начало пути». Внимание, занавес!
Тамара. Я ему всю молодость отдала, ничего не осталось!
Ильин. Ну ладно, старик, тебе спать пора.

Слава берет раскладушку, уходит в свою комнату.

Тамара (Ильину). И вы уходите, вы мне оба надоели.

Ильин тоже направляется к себе.

Только заприте сначала дверь.

Ильин запирает входную дверь.

И погасите свет.

Ильин гасит свет.

И дайте мне хоть немного поспать сегодня!

Ильин ушел к себе, сел на диван. Слава гремит раскладушкой, всячески притесняя гостя.

Ильин. Ну, как там наш Технологический? Фомичев существует.
Слава. Свирепствует. А вы что, тоже жертва науки?
Ильин. Вот именно — жертва. Меня вышибли с третьего курса.
Слава. За что пострадали?
Ильин. За откровенность. Как-то на досуге изложил Фомичеву все, что о нем думаю. Тогда он повел против меня холодную войну, которую завершил блестящей победой в конце семестра.
Слава. Бывает.
Ильин. Я вижу — вы с тетей плохо ладите.
Слава. По третьему закону Ньютона — действие равно противодействию. Она меня воспитывает — я сопротивляюсь.
Ильин. А что, ваша тетя все время одна живет, замуж не выходила?
Слава. Не родился еще тот несчастный… Впрочем, был у нее кто-то на заре туманной юности. По неофициальным данным.
Ильин. Тише. (Мотнул головой на дверь.) А ведь, наверно, это я и был. Мы с ней до войны познакомились, я у вас комнату снимал. Папа твой служил на Морфлоте, мама и Тома только еще начинали клейщицами на «Треугольнике». Она красавица была, твоя тетя, теперь таких нет. Звезда! Ее в цеху так и звали «Звезда». Прибежит с завода — стук-стук по ступенькам…
Слава. А вы романтик.
Ильин. Мы с ней всю войну переписывались. Потом по причине некоторых обстоятельств я перестал писать, а письма ее все с собой таскал. Потом и письма куда-то пропали.
Слава. А знаете, я бы на вашем месте описал все это в поэме. Что-нибудь такое:
Милый взгляд твоих дивных глазенок
Пробудил впечатленье во мне,
Ты одна мне милей из девчонок,
Моему сердцу пришлась по душе…
Ильин (засмеялся). Ничего. Только рифма хромает.
Слава. Рифма — это не важно. Было бы чувство в груди. Ну, рад, что познакомился. (Протянул Ильину руку.)

Ильин медленно сжал ее так, что Слава охнул.

Ильин. Тсс… (Сжал еще сильнее.)

Слава приподнялся.

Тсс. (Со зловещим спокойствием.) Так вот. Если ты при мне обидишь эту женщину, то я семь шкур с тебя спущу и голым в Африку пущу. Рифма устраивает?
Слава (простонал). Устраивает.
Ильин. Тсс… (Отпустил.) Какое мы имеем сегодня число?
Слава. Пятнадцатое.
Ильин. Так вот, в течение этих дней, что я провожу в вашем доме, я намерен обеспечить этой женщине счастливую жизнь. Усвоил?
Слава. Усвоил. (Взял полотенце, ушел на кухню.)

Ильин погасил свет. В полумраке мы видим Тамару и Ильина. Они лежат в своих комнатах с открытыми глазами.

Ильин. Тома…

Тамара не отвечает.

Тома.

Тамара молчит.

Тома!..

Пауза.

Тамара. Что?
Ильин. Не спишь? (Пауза.) А я тебя вспоминал. А ты?
Тамара. Первое время вспоминала.
Ильин. А ты мало изменилась.
Тамара. Не болтай.

Ильин засвистел мотив песенки.

Довольно уж, мне на работу рано.
Ильин. Спокойной ночи.
Тамара. Спокойной ночи.

Лежит с открытыми глазами. На сцене меркнет свет. Так закончился первый вечер.

Второй вечер

Мы сразу перейдем к нему, потому что за день ничего существенного не произошло.
Ильин и Слава в комнате Тамары. Ильин сидит верхом на стуле, наблюдая за Славой. В продолжение последующего
разговора Слава постелит на стол белую скатерть, распределит по комнате три букета мимозы в стеклянных банках,
оботрет пыль с комода.

Ильин. Видишь, как хорошо. Когда на столе белая скатерть и цветы — неловко быть мелочным, грубым, злым. Скатерть должна быть со складками от утюга: они пробуждают воспоминания детства.
Слава. Возвышенно.
Ильин. Жить надо мудро, без суеты. Учти, в книге жизни много лишних подробностей. Но тут существует секрет: эти страницы можно пропускать.
Слава. Ну так вот, эту самую страницу мне читать неохота. Придет тетя Тома, пускай убирается. В конце концов, существует разделение труда?
Ильин (учтиво). Не серди меня, работай.

Слава, не ответив, сел на другой стул точно в такой же позе, как Ильин.

И будешь проделывать эту операцию каждую субботу.
Слава. Ха-ха.
Ильин. А ну, встань.

Слава не двигается.

Ильин. Неудобно же мне бить сидячего.

Слава встал, Ильин тоже.

Опусти подбородок на грудь, развернись боком к противнику, левая рука выставлена вперед, правая защищает подбородок. В боевой стойке ты неуязвим для удара.

Слава встал в стойку.

Наиболее эффективны удары, нанесенные по концу подбородка. В боксе нет замахов. Поступательное движение кулака происходит по прямой, ибо прямая — кратчайшее расстояние между двумя точками. Усвоил?
Слава. Усвоил.
Ильин. Бей.

Слава бьет. Ильин подставил ладонь, шаг назад.

Вперед левой, протягивай правую. Удар.

То же самое.

Пальцами вниз, коротко, неожиданно, бей!..

Отходя к двери.

Бей!..

За его спиной открывается дверь. Это Катя, в оранжевом платье. Мгновение она смотрит на происходящее молча и вдруг
с пронзительным визгом бросилась на Ильина, вцепилась ему в руку.

Катя. Ты что делаешь, гад ползучий! Ты что делаешь!
Слава. Обалдела? Пусти, это запрещенный прием.

Катя оставила Ильина.

Тренируемся, понятно? Техника бокса.
Катя (Ильину). За такую тренировку знаете что бывает? Пятнадцать суток.
Ильин. Демоническая женщина. Маникюр у тебя, что ли?
Катя (Славе). Зачем на переговорный приходил?
Слава. Так, мимо шел — зашел.
Катя. А я думала — по делу. Больше так не приходи. (Направляется к двери.)
Слава. Посидела бы.
Катя. Еще чего!
Слава. Куда спешить-то…
Катя. Детишки плачут.
Слава. Александр Петрович, правда она на Земфиру похожа из «Цыган»?
Катя (польщена, хотя это нисколько не соответствует действительности). Неправда. Вот, говорят, я на артистку Ларионову похожа, — это может быть.
Слава (Ильину). А что, сходство есть.
Катя. Не знаю. А другие говорят, что я похожа на сестер Федоровых. Только худею что-то. Прошлый год в талии было семьдесят, а сейчас шестьдесят семь. Совсем дистрофик стала.
Слава. С чего бы это?
Катя. Влюбилась сильно.
Слава. В кого, не секрет?
Катя. В монтера нашего, Ваню.
Слава. А я смотрю — вырядилась. (Ильину.) Нет, девушки не должны одеваться ярко. Пускай хотя бы делают вид, что они неземные существа. Ладно, раз пришла, давай включайся, а то мы тут зашились.
Катя. Что это у вас за приготовления?
Ильин. Праздник такой. День рождения.
Катя (кивнула на Славу). У этого, что ли?
Ильин. Нет, не у этого… у тети его.
Катя. Сколько же ей стукнуло?
Слава. Вообще день рождения, абстрактно.
Катя. Понятно. Между прочим, у нас на лестнице одна женщина — тридцать восемь лет — вышла замуж.
Слава. За семидесятилетнего.
Катя. В тридцать восемь лет можно выйти за что угодно.
Ильин. Ну, ближе к делу. Оботри окошко, полочку, в общем, вас теперь двое — действуйте. Я скоро вернусь. (Ушел.)
Катя (сняла пальто, подвязалась фартучком). Сперва скатерть постелили, потом пыль вытирают. Уборщики!
Слава. Ладно, больше дела — меньше слов. (Сел на место Ильина, наблюдает за работой.)
Катя (после паузы). Сейчас иду по улице, смотрю, птицы сидят над карнизом. Он спит, а она его клюет — ей скучно.

Слава молчит.

(Глядя в окно.) Вон девочка пошла в ботиночках, они триста рублей стоят. Хорошо бы они сто пятьдесят стоили, я бы обязательно купила.
Слава. У тети Томы есть календарь женщины — там точно подсчитано: если средняя продолжительность жизни семьдесят лет, то на сон уходит двадцать пять лет, на еду — шесть, на умывание — полтора года. А если подсчитать, сколько уходит на бессмысленные разговоры…
Катя. Можешь не разговаривать. (Убирается молча. Обтирает книжную полку, достала книжку, раскрыла.) Жюль Ренар.
Слава. Это тебе неинтересно.
Катя. Почему неинтересно!.. (Отложила книжку на тумбочку, продолжает работать молча.) Я еще тоже студентка буду, в техникум связи пойду. Это почти что институт, там четыре года учатся.
Слава. Давай старайся.
Катя. А что, наш монтер говорит, у меня есть технические способности. Это редкость у женщины. У меня в школе были очень хорошие характеристики, что я ангел. Только с переговорного уходить неохота. За все время ни одного замечания, одни благодарности. Потому что меня все знают, что я четко работаю. У меня на дежурстве даже голос становится другой, правда? (Пауза.) Слава, хочешь в «Зарю» на восемь тридцать? У меня там билетерша знакомая. Я один раз двоих провела. Сижу между ними, один говорит: «Ты со мной пришла, повернись ко мне». Поворачиваюсь, тогда другой с претензией.
Слава. А я третий буду сидеть? Совсем извертишься. (Указал.) В той комнате убери.

Катя уходит в комнату Славы. Входит Тамара. Некоторое время молча смотрит на происходящее.

Тамара. Что здесь происходит? Кто тебе разрешил стелить эту скатерть? Зачем ты взял банки, их надо сдать в магазин, я специально приготовила. Слезь со стола и объясни мне, в чем дело…
Слава. А я знаю… Жилец твой распорядился.
Тамара (после паузы). При чем тут мой жилец! Пускай скажет спасибо, что его пустили ночевать. Новое дело, со своим уставом в чужой монастырь. Освободи банки.

Слава складывает на окно мимозу. Тамара убирает скатерть. Постепенно комната приобретает прежний вид.
В дверях появляется Катя.

(Испуганно.) Кто это?
Катя. Это я, Катя.
Тамара. Какими судьбами?
Катя. А я… пришла.
Тамара. Сама?

Катя опустила голову, неопределенно пожала плечами.

А что вы там делали?
Катя. Чемодан обтерла.
Тамара (Славе). Задвинь его обратно.
Слава. Может, и мусор обратно принести?

Входит Ильин и останавливается у двери. В руках у него разнообразные свертки и бутылка вина.

Ильин (Славе). В чем дело? А ну, поставь обратно цветы.

Славе нравятся эти разногласия. Вразвалочку пошел за цветами, снова ставит их в банки.

Тамара (следит за ним молча). Освободи банки, мне нужно сдать их в магазин.

Слава радостно хмыкнул, ожидает дальнейших распоряжений.

Ильин (Тамаре). А мы тут обмыть решили.
Тамара. Что обмыть?
Ильин. Нашу встречу.
Тамара. Во-первых, я не вижу надобности отмечать нащу встречу салютом. А во-вторых, мне надо переодеться.
Ильин. Тогда прошу прощения. (Славе). Освободи банки, продукты — на холод, цветы — на помойку. (Ушел в другую комнату.)

Тамара стоит задумавшись.

Слава. Тетя Тома, ты уж слишком.
Тамара. Думаешь, он обиделся?
Слава. А то нет! Человек хлопочет…
Тамара. Не знаю. Ну, позови его… если хочешь.
Слава. Ты прогнала, ты и зови.
Тамара (после паузы). А может, правда он обиделся. (Тихо, Славе.) Как ее зовут?
Слава. Екатерина.
Тамара. Катя, хочешь — позови.
Катя. Мне как-то нетактично. Сама в гостях — и сама зову.

Тамара постояла в нерешительности, открыла дверь в соседнюю комнату.

Тамара. Александр Петрович! Вы что, обиделись? Ну, если хотите, давайте выпьем, дело какое!.. (Вышла на кухню.)
Катя. Какая странная!
Слава. На свете, друг мой, много непонятного. (Поставил на стол цветы, сел.) Свистать всех к столу!

Катя тоже села — непроницаемая, бесстрастная, с книжкой Ренара, которую она во время предыдущей сцены листала.

(Открыл бутылку, налил себе.) А то потом не дадут.
Катя (прикрыла свою стопку ладошкой). Мне нельзя, меня от нее мутит.
Слава. Непьющих не держим. Поехали. (Глотнул, поперхнулся, отставил, но духом не упал.) Живем!
Катя (безразлично). Маслом закуси.

Возвращается Тамара, увидела начатую бутылку.

Тамара. Уже успели.
Слава. А мы эпикурейцы. Знаешь, что у них на двери было написано? «Прохожий, зайди, здесь тебя ждут наслаждения».
Катя. Вот так пошлость сказал.
Тамара. Только они понимали не плотские наслаждения, а духовные.
Слава. Тогда отказываюсь. Лучше буду стоик.
Тамара. Не пора ли тебе марксистом стать?
Слава. Маркс тоже не родился марксистом, марксистом он стал потом.
Тамара. Тогда сходи на кухню, покроши салат.
Слава. Ну, знаешь… (Но пошел.)
Тамара. Может, стол к дивану придвинуть, потанцуем? Лет уж сто не танцевала, разучилась. Теперь ведь как-то по-стильному надо?
Катя. Кто как. Необязательно.

Разговаривают, накрывая на стол.

Тамара. Вы тут со Славой поместитесь?
Катя. Поместимся, только я с ним не сяду.
Тамара. Почему?
Катя. Правду говорят, переученный хуже недоученного. Целый вечер с ним гуляли и ни о чем толком не поговорили.
Тамара. Может быть, ему скучно с тобой?
Катя. Если бы я захотела, ему бы сразу стало весело. У него были попытки, только неудачные.
Тамара. Сама виновата — значит, он мало тебя уважает.
Катя. Подумаешь, сверхличность! Я больше его читаю. Хотите тетрадку принесу, я туда отдельные мысли записываю.
Тамара. Милая моя, он студент, тебе догонять его и догонять.
Катя. Ну и что же. Вот «Мартин Идеи» читали? Он за несколько месяцев все изучил, даже политические труды. А я знаете как читаю? Я шестьдесят страниц могу в час прочитать. А если стихи — семьдесят пять.
Тамара. А толку что? Лучше ты прочитай страничку и подумай. А то сегодня прочитала — завтра забыла.
Катя. Ну да, у меня память знаете какая? Я два раза только прочитаю, уже наизусть помню. Я уже Александра Твардовского изучила, Александра Блока, Алексея Суркова…
Слава (входит с миской салата). Веру Панову, Веру Кетлинскую, Веру Инбер…

Входит Ильин.

Катя (громко). Александр Петрович, скажите ему.
Тамара. А правда, злой ты, Славка.
Катя. Люди видели бы вокруг себя много прекрасного, если бы не были так злы.
Слава. Где-то читал.
Катя. Жюль Ренар.
Тамара. То, что не надо, читаешь, а заниматься — времени нет. Еще двойку схватишь!
Слава. У меня по теплотехнике конспектов нет. Завтра возьму у кого-нибудь — засяду.
Катя (Тамаре). Ну как можно заниматься по чужим конспектам!
Тамара. Александр Петрович, скажите ему…
Ильин. А что, конспектировать — это, брат, не механический процесс. Ты же одновременно осваиваешь материал.
Слава. Второй фронт открылся.
Ильин. Что-то торжественная часть затягивается. Выпьем?
Слава (выпил). Сила…
Катя. Ой, давайте закусывать!
Слава. Покормите ее.
Катя. Я не о себе беспокоюсь. Если хотите знать, я сегодня уже была в гостях.
Слава (берет у нее тарелку). Ах, она уже была в гостях…
Тамара. Слава!
Катя. Я на него не обижаюсь. Я вообще не верю мальчишкам. Я с одним два года дружила. А потом он меня избил и бросил. Да, сейчас уже не может быть, как в каком-то веке: девушка, жизнь за нее отдать… Сейчас перегиб в другую сторону. Им неинтересно с такой, которая будет какие-нибудь идеи толкать. У них одна цель — считают, что нужно обязательно чего-нибудь добиться. Уйдет без поцелуя домой — значит, вечер зря пропал.
Тамара. От девушки тоже зависит, надо быть гордой.

Слава поставил пластинку. Пригласил Катю. Танцуют. Тамара взглянула на Ильина, подняла рюмку, они выпили.

Слава. Что за групповщина! Я осуждаю вас, и все вас осудят за то, что вы пьете индивидуально. Катя, выпьем на брудершафт!
Тамара. Уймись, развеселился.
Слава. А что, мне весело, я не стыжусь. Между прочим, мне не так уж весело, как вам кажется. Тетя Тома! (Целует ее в щеку.) Я один тебя понимаю. Ты держись за меня!
Ильин (отставил его стопку). Ты перебрал, поди отдохни.
Слава. Не знаю, что мне делать: демонстративно уйти или демонстративно остаться.
Катя (вежливо, Ильину). А зачем вы распоряжаетесь? Вы кто здесь, жилец? Жилец. Значит, ведите себя тактично. И на Славу плохо влияете. Вот он выпил три рюмки, зачем это?

Ей не ответили. Слава почуял неладное. Повел глазами, чтобы Катя обратила внимание: рука Ильина лежит на руке Тамары.
Слава кивнул головой на дверь. Катя встала, неслышно отошла, надела пальто. Слава дал понять, что она должна выйти,
он ее догонит. Катя ушла. Тогда он тоже встал и тихо пошел к двери.
Только тут на него посмотрела Тамара.

Тамара. А Катя где?
Слава. Домой ушла.
Тамара. А ты куда?
Слава. Пойти пройтись.
Тамара. На ночь-то глядя. Сиди.

Слава сел на стул. Посидел, усыпляя бдительность. Встал, взял пальто.

Ильин. Сказано — сиди.
Слава (сел, вздохнул). Можно ехать.

Его никто не слышит. Надел пальто, вышел.

Тамара (взяла гитару, поет).
— Миленький ты мой, возьми меня с собой.
Там, в краю далеком, назовешь меня женой.
— Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, ждет меня жена.
— Миленький ты мой, возьми меня с собой,
Там, в краю далеком, назовешь меня сестрой.
— Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, ждет меня сестра.
— Миленький ты мой, возьми меня с собой,
Там, в краю далеком, назовешь меня чужой.
— Милая моя, взял бы я тебя —
Там, в краю далеком, чужая ты мне не нужна.
(Вдруг, очень просто.) Какой был бы ужас, если бы я за кого-нибудь вышла замуж! (Играет.)
Ильин. Что?..

Тамара играет все громче, все быстрей.

Что ты сказала?..

Свет гаснет. Теперь музыка звучит в оркестре. Это стремительная, страстная, почти экзотическая мелодия.

Третий вечер

Смеркается. Вечерняя смена уже заступила. Снег все идет. Дворники засыпают песком ледяные дорожки,
но дети и женщины снова их раскатывают. А в Михайловском саду тихо, как в лесу. И Петропавловская крепость
стоит, кажется, не на берегу Невы, а на самом краю снежного поля.
Просцениум. Барьерчик, за ним у коммутатора — Катя. На скамье сидит Слава. На втором занавесе нарисованы
две кабины с номерами 5 и 4… Остальные за кулисами. Это переговорный пункт междугородной телефонной
станции. Абонентов мы не видим, телефонные разговоры слышны из-за кулис.

Катя (с характерными интонациями телефонистки). Алло! Дежурненькая? Три семь. Сережу, пятнадцать минут. Минск! Минск, третья кабина!

В паузах последующей сцены Катя, продолжая работу, может произносить в микрофон:

— Последняя минута, заканчивайте.
— Звенигород, там Кубинка, это местечко.
— Пятьдесят три, кто подойдет.
— Муром, четвертая кабина, Муром, четвертая.
— Закончили, разъединяю, все, все…
Из закулисной кабины: «Папа, передай трубку маме. Мама? Все в порядке, уже пять зубов. Два сверху, три снизу».
Слава. И один посередине.
Катя. Посмеяться можно на улице. Выборг, третья кабина, идите, девушка.
Голос девушки. Сережа? Ты получил мое письмо?.. Нет, ты говори, получил мое письмо?
Слава. Врет, получил.
Голос девушки. А почему ты мне не ответил? Ты говори, говори, у меня пятнадцать минут заказано, я стипендию получила.
Катя. Ты же говорил, что больше не придешь?
Слава. Позвонить зашел.
Катя. Звони.
Слава. Разменяй.
Катя. Что я тебе — разменный пункт? (Бросила монету.)
Слава (набрал номер). Лидочка?.. Слава говорит, привет. Какие у тебя планы на вечер?.. А то махнули бы в «Зарю» на восемь тридцать?.. Брось прибедняться. Только сегодня сдала, завтра позанимаешься…
Катя. Я говорила — тебе студентка нужна, чтоб понимала А плюс Б.

Слава положил трубку.

Только ты студентке не нужен. (По своему телефону.) Алло? Ваня?.. Хорошо, что позвонил, я уже соскучилась… Сегодня?.. Не знаю, вообще-то я не думала… Я?.. Когда?.. Ну, напомните мне, где, что и когда?.. А я и не собираюсь доказывать… Ну, ладно, приду. Только вы не пессимист? А то я тут с одним познакомилась, чуть с тоски не померла, он мне свои чертежи показывал, чтоб я их ценила…
Слава.
Он был монтером Ваней,
Но в духе парижан,
Себе присвоил званье
Электротехник Жан.
Катя. А тебе какое дело? Петрозаводск, третья кабина.
Командировочный (за кулисами, очень быстро). Пестриков. Я дюралевые листы отправил, квитанция семь-четыре.
Катя. Слышишь, люди делом занимаются, а ты все сидишь. Иди учись.

С улицы слышен женский смех. Входят Ильин и Тамара. Она смеется, стряхивая снег.

Тамара (Ильину). Вот видишь, так и есть, опять здесь торчит. (Славе.) Она на работе! И тебе позаниматься не мешало бы.
Катя. Не беспокойтесь, больше не будет приходить. Если он прохиндей, так и я буду веселиться.
Тамара (Славе). Проси прощения.
Слава. С какой стати?
Ильин. Перед девушками извиняться не стыдно, им всегда хуже, чем нам.
Тамара. Хорошо, что ты так думаешь. Хотя это и неправда. Вот мне сейчас лучше, чем вам. Я зарницу в небе видела. Это к счастью.
Слава. Зимой зарниц не бывает.
Тамара. А если я видела? Если я своими глазами видела, тогда что?
Ильин. Тогда бывает.
Тамара. Понял?
Слава. Чего уж не понять.
Тамара. Вот, учись. Пошли, есть хочется жутко.
Ильин. Я догоню, мне позвонить надо.
Тамара. Только быстрей, ждать не будем.

Тамара и Слава уходят.

Ильин (подсел к городскому автомату). Справочная? Телефон «Гастронома», угол Литейного и Пестеля. Да. Спасибо. (Набрал номер.) Зою из бакалеи можно попросить?.. Зоя? Приветствую, Саша. Я обещал к вам зайти. Простите, не могу… Нет, и завтра не смогу. И потом.

Свет гаснет.
Комната Тамары. На этот раз она празднично убрана. Светлая скатерть, цветы. Слава, хмурый, за письменным
столом тонет в учебниках и конспектах. Тамара, в нарядном платье, бочком сидит на своем подоконнике,
возбужденно смотрит на Ильина. Ильин стоит посреди комнаты.

Ильин (делая пассы). Оклахома, синерама, пневмоторакс, квадарама! (Вынимает у Славы из-за воротника апельсин, преподносит Тамаре.)

Тамара очень довольна, ест.

Але-оп!.. (Вытягивает у Славы из уха прозрачную косынку, накидывает на Тамару.)
Слава. Ну вас к аллаху, сколько можно. Мне заниматься надо. (Вынул у себя из кармана флакон духов, плитку шоколада.)
Ильин (раскатывая рукава). Пижон.
Тамара. Александр Петрович уезжает, надо веселиться.
Слава. Без меня. (Собрал со стола книги, ушел в соседнюю комнату.)

Сразу стало тихо и пусто. Долгая пауза. Ильин, сунув руки в карман, покружил по комнате, подошел к Тамаре.

Ильин. У тебя руки красивые.
Тамара. Руки у всех баб красивые.
Ильин. Помнишь парадное?
Тамара. А то нет?
Ильин. Немало мы там отдежурили.
Тамара. Как ненормальные. А помнишь, как ты в первый раз меня поцеловал? Прямо на лестнице. У-у!.. Я и сумочку со страху выронила.

Ильин шагнул к ней. Она встала, прислонилась к стенке, опустив веки. Поцелуй. Книжка из-под ее руки упала на пол.

А почему все в парадном целуются? Как приговоренные. Ну, почему, скажи?
Ильин. Не знаю.
Тамара. Потому что там тепло.

Поцелуй. Стук в дверь из соседней комнаты.

Что ты стучишь?

Слава вошел, взял что-то с письменного стола и, не подымая глаз, удалился.

Ильин. У тебя глаза красивые.
Тамара. Просто большие глаза, большой величины.
Ильин. И цвет лица хороший.
Тамара. Что ты! Вот раньше у меня был цвет лица, это правда. Сегодня вхожу в трамвай, слышу: «Садитесь, мамаша». Оглянулась — ко мне обращаются.
Ильин. Да, время летит. И чем дальше, тем быстрей. (Обхватил голову руками.) Жизнь моя, иль ты приснилась мне! Все-таки молодость — окаянная штука. Обещает и обманывает. А мы все верим.
Тамара. А меня нисколько не обманула. Я всегда знала, что буду счастливая. И вот — счастливая!
Ильин. Ничего, меня с земного шара не спихнешь, он большой.
Тамара. Я знала, я всегда знала, что ты многого добьешься. Главный инженер. Это же руководитель производства. У меня участок — восемьдесят клейщиц. А тут комбинат. Целый город! Тебя рабочие любят?
Ильин. Не знаю, не спрашивал.
Тамара. Чтобы все любили — этого не бывает. Но в основном, конечно, любят. В этом я уверена.
Ильин (решился). Тома, я должен сказать тебе одну вещь. Но это между нами.
Тамара. Между нами. Только между нами. Между тобой и мной.
Ильин. Тома, я хочу уйти со своей работы.
Тамара. Как уйти, зачем?
Ильин. Надоело.
Тамара. Не пойму, ты серьезно говоришь?
Ильин. Абсолютно.
Тамара. Почему у тебя такие странные мысли? Может быть, ты устал? Такая работа, а живешь безалаберно. И вообще, когда человек один — ему все представляется в мрачном свете. Теперь будет иначе, уж поверь! Тут же приехать пустяк — часов пять езды.
Ильин. Не понимаешь. Ну, надоело мне!.. С судьбой надо играть по крупной: ты ее или она тебя.
Тамара (встревожилась). У тебя что-нибудь случилось? Неприятность?
Ильин. Странный все-таки народ. Неужели обязательно должно что-нибудь случиться? А!.. (Махнул рукой.) Послушай, Тома! Давай-ка оторвемся, поплывем куда-нибудь на Север. Я же шофер первого класса. Вот права! (Вынул из кармана права, помахал.) Я шофер, я и механик. А? Стал бы я для тебя хуже или нет?

Тамара, молчит, собираясь с мыслями.

Тамара. Не знаю…
Ильин. А, не знаешь!
Тамара. Для меня ты не стал бы хуже!.. Только, понимаешь, человек должен делать все-таки самое большое, на что он способен.
Ильин. А кто на что способен, разберись!. Едем?..
Тамара. Куда?
Ильин. Со мной.
Тамара (смеется). Так вдруг? Ни с того ни с сего? Подумай!
Ильин. А если не думая?..
Тамара (смеется). Ну хорошо, поедем… Только что я там буду делать, мне же работать надо.
Ильин. Дело всюду есть.
Тамара. А как же Слава? Он же пропадет здесь, закрутится.
Ильин. Ничего, закрутится и раскрутится.
Тамара. Зачем ты меня дразнишь? А что, если я возьму да и соглашусь. Ты ведь меня не знаешь? (Раскинув руки, закружилась. Но тут же присела на стул.)
Ильин. Ну?.. Так как же, Тома?
Тамара. Ты что, серьезно?.. Что с тобой? Ты какой-то неспокойный. Почему? Это раньше можно было беспокоиться. А теперь? Теперь мы все решим спокойно, теперь ведь торопиться некуда.
Ильин. Так. Понятно.
Тамара. Нет, непонятно, Я хочу знать, что у тебя произошло.
Ильин. Я сказал.
Тамара. А я тебе не верю. Ты не можешь так рассуждать. Кто угодно — только не ты.
Ильин. Увы, это все же я. Пора бы тебе с этим примириться.
Тамара. Нет! Ты лучше, чем сам себя считаешь. Ты всегда боялся трудностей, всегда в себя не верил — это правда. Но ведь ты же все-таки добился, чего хотел, и я тебя за это уважаю. И вот — на тебе, опять то же самое! Бросить любимое дело. Пожертвовать своим призванием. И ради чего! Если же все это была шутка, то извини меня, я ее не поняла. Может быть, у меня не хватает на это юмора.
Ильин. А если я просто хотел проверить твое отношение ко мне? Можешь ты поехать за мной на край света или нет. Тогда что?
Тамара. Тогда знай. Если бы ты был действительно недобросовестный человек или пустой — то поезжай куда хочешь, но один. Я за тобой, как собачонка, не побегу. Понял?
Ильин. Вполне.
Тамара. Обиделся.
Ильин (встал). Ладно, собираться пора. Купила бы мне чего-нибудь на дорогу перекусить. До выяснения моего морального облика я не снимаюсь с довольствия?
Тамара. Саша, что с тобой?
Ильин. Со мной? Ничего.
Тамара. Скажи, Сашок, я пойму.
Ильин. Беги, беги… (Ушел в маленькую комнату.)

Тамара постояла у двери, вздохнула, вышла. Когда Ильин вернулся со своим чемоданчиком, комната была пуста.
Он проверяет содержимое чемодана, укладывается.

Слава!

Вошел Слава.

У меня к тебе разговор. Томку не обижай. Водку не пей. Притупляется память. Ну, будь здоров.
Слава. Вы что, уже едете? Сейчас?
Ильин (быстро). Дела, дела, друг. Трудиться надо.
Слава. Все-таки жалко. Притерпелся я к вам, что ли. Александр Петрович, завтра у меня стипендия. Повременили бы денек,а?
Ильин. В другой раз. Да, все забываю спросить: почему ты именно в химию ударился?
Слава. Тетя Тома настояла, у нее идея-фикс.
Ильин. Считай, что тебе повезло. Химия, братец ты мой, это самая абстрактная, самая логичная и в то же время самая практическая из наук. Но для человека равнодушного химия — погибель. Ты должен любить запах аммиака, запах сероводорода, черт возьми! Настоящий химик является в лабораторию в своем лучшем костюме. Щелочи в его руках не брызгают, кислоты не прожигают материю… А ну-ка, покажи руку. Разве это рука химика? Химик берет без тряпки любую колбу с любого огня. Усвоил?
Слава. Усвоил.
Ильин. Какой же ты сделал вывод на будущее?
Слава. Так точно. Буду двигать науку взад и вперед. А все-таки жалко, что вы уезжаете сегодня. Сходили бы вечерком в институт поглядеть на старые стены. Завтра диспут: «Можно ли считать неуспевающего студента честным человеком?». Потом обозрение, есть неплохие хохмы.
Ильин. Не могу, старик.
Слава. Честно говоря, я обещал ребятам, что познакомлю их с вами. И вам было бы небезынтересно, есть оригинальные типы. Например, Игорь — это личность. Прежде всего, умен. Хотя некоторые считают, что это кажется, потому что он в очках. Между прочим, пишет любопытные стихи. Я его уговорил вам почитать. Интересно, что вы скажете. Александр Петрович, а теперь откровенно. Сейчас вы подумали: развязен и болтлив.
Ильин. Не занимайся самоанализом. Я тебя люблю.
Слава (очень взволнован). Нет, я сам ненавижу навязчивых людей. Хотя, с другой стороны, мы достаточно взрослые люди, чтобы говорить начистоту. Да, вы мне тоже симпатичны. Ну вот. Какой-то детский разговор у нас пошел. Смешно. Скажите, а что вы собираетесь предпринимать в отпуск? Не рвануть ли на пару недель в шлюпочный поход по Волге? Как вы относитесь к этой авантюре?
Ильин. Я отношусь положительно.
Слава. Может, спишемся? Только адрес оставьте.
Ильин. Ладно, успеется. Теперь по части теории. Худо, брат, когда ты ошибешься в женщине и она до конца дней будет портить тебе существование. Но во сто раз хуже, если ты по дурости пройдешь мимо стоящего человека. Я Катю имею в виду. Дошло? Молчи. Сколько там давление?
Слава (посмотрел на часы). Девять.
Ильин. Пора. (Снял со стены Тамарин шарфик, сунул в карман.)
Слава. Это тети Томы.
Ильин. Не важно. (Оглядывается.)
Слава (что-то поняв). Тетю Тому не подождете?
Ильин. Она внизу уже, в парадном. Ну, будь. Прощай, старик.
Слава. Она же будет психовать, если вы так, не прощаясь, уедете. Вы же знаете ее.
Ильин. Не будем препираться. Я спешу.
Слава (встал перед дверью). Александр Петрович, вы неправду говорите. В чем дело? Откройтесь, я — могила.
Ильин. Слушай, не чуди, у меня поезд. (То ли шутливая, то ли серьезная борьба у двери.) Ты что, свихнулся?
Слава. Неужели вы Томку испугались? Боитесь, что она вас не отпустит? Не бойтесь, слова не скажет, голову даю! А подождать ее вам придется.
Ильин. Ультиматум?

Короткая схватка. Ильин отшвырнул Славу в сторону. Слава тут же вскочил, снова вцепился в Ильина.

Слава. У нее, кроме вас, никого никогда не было! В таких случаях надо хотя бы попрощаться!..

Ильин вынес Славу на себе в прихожую. Вскоре Слава влетел в комнату, растянулся на полу.
Потом встал, пожал плечами, криво усмехнулся. Сел на письменный стол, задумчиво засвистел. Входит Тамара.

Тамара. У нас дверь открыта.
Слава. Закрой.
Тамара. А где Александр Петрович?
Слава. Он сказал, что ты ждешь его внизу. Ты разве не проводила его?
Тамара (молчит, с сумкой в руке. Подошла к столу, машинально выложила покупки). Проводила. (Пошла к двери.)
Слава. Тетя Тома!

Тамара остановилась.

Не унижайся, не бегай за ним.

Тамара начала медленно, методично прибирать комнату. Достала с полки папиросы, закурила. Включила рефлектор,
села на скамеечку и, не сняв пальто, принялась накручивать волосы на бигуди.
Свет гаснет. Занавес.

Женщина.
Преклонение и жалость…

Четвертый вечер

Вешалка, сундучок (из тех, что стоят в прихожей.) Звонит телефон. В накинутом на плечи
пиджаке выходит Ильин, снял трубку.

Ильин. Да… Ленинград… Тимофеева?.. Сейчас. Миха, тебя. Эй, телефон!

Из комнаты выходит Тимофеев, всклокоченный, хмурый человек в пижаме.
Хочет взять трубку, но в это время позвонили в дверь.

Тимофеев. Кто там?
Голос Тамары. Извиняюсь. Тимофеев Михаил здесь живет?
Тимофеев. Здесь.

Ильин панически замотал головой и замахал руками, опустил трубку на рычаг и пошел в комнату,
от двери шепнув: «Меня здесь нет». Тимофеев открыл дверь. Вошла Тамара.

Тамара. Простите, не знаю вашего отчества. Я так поздно… Но бывает — приходится… Я хотела у вас справиться насчет Ильина, Александра Петровича.
Тимофеев (неопределенно). Александра Петровича?
Тамара (очень вежливо). Вы с ним в институте учились.
Тимофеев. Ах, Сашка! Да, учился. Он что, сейчас вам нужен? Немедленно?
Тамара. Нет, зачем же! Я только хотела спросить. Извините, что так поздно.
Тимофеев (посмотрел на часы, поднес к уху, потряс). Вчера починил, сегодня стоят.
Тамара. У нас часто так бывает, починят…
Тимофеев. Что?
Тамара. Говорю: починят, а как часы идут — это их не интересует.
Тимофеев (передернулся). Не топят, черти. Посидите, накину что-нибудь.

Тимофеев исчез. Тамара присела на сундучок. Некоторое время сидит одна, чопорная от неловкости.
Тихо, по-ночному, из репродуктора звучит музыка.

Тимофеев, утепленный, вошел снова. (Сухо.) Ну, что вам?
Тамара. Я хотела спросить насчет Ильина. Не знаете, где он сейчас?
Тимофеев (быстро). Ну, был он у меня, заходил.
Тамара. Когда?
Тимофеев. Число не записал, дней, может, десять…
Тамара. А он не обещал к вам прийти?
Тимофеев. Не обещал.
Тамара. И адрес не оставил?
Тимофеев. И адрес не оставил.
Тамара. Хм. Называется, друзья. Как же вы встретились и ничего не спросили… (Направляется к выходу. Но у двери повернулась.)
Тимофеев. Ну, я его спрашивал, как, что, он меня спрашивал, что как…
Тамара (вернулась). Ну, и как же у вас, что?
Тимофеев. Вот, приехал в командировку, остановился у родичей. Так что вы меня случайно застали. (Телефонный звонок.) Да!.. Тимофеев слушает… Подгорск? Алло! Где же ваш Подгорск?.. Да никто не вешает трубку!.. Жду, жду…
Тамара. Значит, вы тоже на Подгорском комбинате работаете?
Тимофеев (с трубкой). Я тоже. А кто еще?
Тамара. Ну, как же, Ильин!
Тимофеев. Ах, Ильин! Что ж, возможно.
Тамара. Что значит возможно, неужели вы не знаете? Вы кем работаете?
Тимофеев. Я? Главным инженером.
Тамара (подозрительно). Странно. Очень странно. А Ильин?
Тимофеев. Что — Ильин?
Тамара. Он тоже в Подгорске?
Тимофеев. Нет, Ильин — он, не знаю где.
Тамара (что-то поняла). Так.
Тимофеев (в трубку). Да, Тимофеев… Ладно, я тебя слышу хорошо, говори… Так… Порядок… Уже договорились… Уже!.. Глухая тетеря… Буду двадцатого, вышли машину… Все, бывай. (Повесил трубку.) А вы, собственно, кто ему будете, жена?
Тамара. Я? Нет, просто знакомая.
Тимофеев. Сочувствую.
Тамара. Чему же вы сочувствуете?
Тимофеев. Ладно, сейчас не время, как-нибудь на досуге.
Тамара. А все-таки. Меня это интересует. Раз уж начали — договаривайте.
Тимофеев. Ничего я не начинал, не люблю вмешиваться в чужие дела.
Тамара. Может быть, вы намекаете, что он безалаберно живет?
Тимофеев. Странная вы женщина, ни на что я не намекаю.
Тамара. Или вы намекаете, что он неуравновешенный человек, вспыльчивый, что его даже из института исключили, так он не виноват. Этого декана, которому Саша тогда нагрубил, его и сейчас все студенты не любят… Ну, хорошо, если даже тогда Саша совершил ошибку… Но он правильно говорил: «Заслуга не в том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы вовремя их исправлять».
Тимофеев. Что же не исправил?
Тамара. А вы ему завидуете?
Тимофеев. Чему же завидовать, любопытно.
Тамара. А зато… А зато он талантливый! Его даже в школе называли «химик-гуммиарабик» — такие у него были способности! И в институте не вы ему помогали, а он вам!
Тимофеев (усмехнулся). Помнит.
Тамара. Он не хвалился, просто к слову пришлось… Теперь я понимаю, почему он от меня ушел. Ничего не объяснил. Все-таки обидно. Обо мне совсем не подумал. И вот я за ним бегаю. Вы скажете, что я унижаюсь. Может быть. Но ведь я не о себе думаю, а о нем! Хотя так, наверно, всем кажется.
Тимофеев. Ну, успокойтесь, успокойтесь, будет вам…
Тамара. Я ведь, в сущности, живу одна. В будни ничего — работа у меня интересная, ответственная, все время чувствуешь себя нужной людям. А в праздник плохо. Никуда идти не хочется. Все парами, парами, только ты одна. Один раз еду в трамвае и думаю: «Вот бы ехать, ехать, никуда не приезжать». Представляете? А дома так вдруг худо сделается, что вот пол натерт, и все на месте… Расшвыриваешь вещи по комнате, а потом от этого еще хуже, опять порядок наводишь. (Застегнула пальто.)
Тимофеев. Шея-то открыта, надует.
Тамара. Ничего. Шарфик куда-то делся.

Тимофеев снял с вешалки шарф, накинул ей на шею.

Что вы? Зачем?
Тимофеев. На память.
Тамара (возвращает). Не надо.
Тимофеев. Подождите, я вас провожу.
Тамара. Не надо.
Тимофеев. Хоть адресок оставьте, что-нибудь узнаю — зайду скажу.
Тамара. Адрес простой: Восстания, двадцать два, квартира два. Запомните? До свидания.

Тамара ушла. Тимофеев, хмурый, сидит на сундуке, закурил. Из комнаты вышел Ильин. Смотрит на Тимофеева молча.

Ильин. Да, забавная ситуация…
Тимофеев. Куда забавней.
Ильин. Помню, ранило меня — трясусь в медсанбатской машине, прижался к борту. Осколок попал в легкое, чувствую: чуть наклонишься — и кровь хлынет горлом. Так, думаю, долго не проживешь, гроб. И только одна мысль была в голове: если бы мне разрешили прожить еще один год. Огромный год. Миллион вот таких бесконечных минут. Что бы я успел сделать за этот год! Я бы работал по шестнадцать, по двадцать часов в сутки. Черт его знает, может быть, я сумел бы сделать что-нибудь стоящее!.. (Сморщился, замотал головой.) А ты красноречиво описал. Сволочь все-таки.

Тимофеев не отвечает.

И зачем ты, объясни ради всего святого, рассказал ей свою биографию? Какое ей дело до того, главный ты инженер или не главный? Да еще в Подгорске? К чему ей твой адрес? Почему ты не рассказал заодно, какая у тебя зарплата и сколько у тебя было знакомых женщин? Я тебя что просил: скажи — никого здесь нету, ничего не знаю. Простая вещь. Нет, надо же тррр… тррр… Трепло!
Тимофеев. Я в жизни никому не врал. Не умею, и больше ты меня не заставишь!
Ильин. Не ори, стариков разбудишь.
Тимофеев. Вот мой совет: беги за ней, валяйся в ногах.
Ильин. Исключено.
Тимофеев. Почему?
Ильин. Видишь ли, есть женщины с ямочками на щеках, есть без ямочек. Тамара — единственная женщина в мире с ямочкой на одной щеке.
Тимофеев. Не балагань.
Ильин. Понимаешь, я ей наврал. Брякнул, что я главный инженер. Ну, знаешь, я ведь раньше в ее глазах был этакий Менделеев, Не стоит, думаю, разочаровывать. Потом смотрю — дело-то серьезней, чем я предполагал. Рано или поздно карты придется раскрыть. Что делать? Сознаться. А позор? Пускай лучше думает, что я этакий отчаянный, безрассудный, ну, непрактичный — это женщины прощают. Надоело, говорю, все это, махнем куда-нибудь к дьяволу на Север… Вот, если бы она согласилась, я бы и взял ее к себе, а потом бы как-нибудь обошлось. Так нет, сначала ей надо выяснить, рассудить, вникнуть во все обстоятельства моей жизни. А я не хочу, чтобы она вникала! Я имею право жить, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываться. В том числе и перед тобой. Обличитель! Из высших соображений плюнул женщине в душу. Гордись! И вообще ты мне надоел, я от тебя ухожу.
Тимофеев. Куда же ты сейчас пойдешь — ночь!
Ильин. Не погибну. (Надел пальто, ушел.)

Пятый вечер

Вы замечали, сколько солнечного света может вместить ледяная сосулька?
Одна за другой с нее падают капли, а она все сверкает! Нет, еще не весна, до нее далеко. Еще и сессия не кончилась.
Комната Тамары. Слава занимается, Катя в сторонке играет на гитаре.

Слава. На Луне есть притяжение, только в шесть раз меньше.
Катя. Да? А мне говорили…
Слава. Весомость исчезает в той точке, где притяжение Земли и Луны уравновешивается.
Катя. В атмосфере?
Слава. Там уже нет атмосферы — безвоздушное пространство.
Катя. Да? А мне говорили… Слава!
Слава. Что?
Катя. Не возвращался?
Слава. Гарун бежал сильнее лани, быстрей, чем заяц от орла.
Катя. Куда бежал?
Слава. В неизвестном направлении. Можно о чем-нибудь другом?
Катя. Пожалуйста. Ты читал, сегодня в газете про вас пишут.
Слава. Про кого, про нас?
Катя. Про химическую промышленность. Громадные перспективы.
Слава. Перспективы — будь спокойна. Химия — наука будущего. Самая абстрактная и в то же время самая практическая из наук.
Катя. Когда теплотехнику сдаешь?
Слава (сморщился). Обязательно надо какую-нибудь гадость сказать! Еще конспекты надо переписывать. А время?
Катя. У Лидочки попроси.
Слава. Просил.
Катя. Испортилась самописка?

Пауза. Слава встряхнулся, разгоняя дурные предчувствия, подошел к Кате.

(Отстранилась.) Руки!
Слава. Пошла ты к черту!
Катя. Ты думал, со мной проще, чем с твоими студентками? Нет, со мной не проще, придется тебе разочароваться.

Слава вернулся к столу.

Слава, а вот ты, наверно, думаешь, что у меня нетрудная работа. Неправильно! Зависит от того, как ее выполнять. Меня, знаешь, как абоненты любят. А главное — очень перспективная работа. Я могу вырасти до диспетчера. Не знаю, мне жалко, что ты недооцениваешь мою специальность.

Входит Тамара.

Тамара. Ко мне никто не приходил?
Слава. Никто не приходил и не придет.
Тамара. Видишь ли, Александр Петрович еще не уехал, а мне очень нужно видеть его по делу.
Слава. По какому делу? Зачем тебе его нужно? Да я тебя запру в комнате, как помешанную.
Тамара (печально). Что он тебе сделал, что ты так на него злишься?
Слава. Все-таки жизнь — зловещая штука. Одного поломала, другую согнула.

Тамара скрылась за ширмой, легла на кровать.

Катя (подошла к ширме). Между прочим, я знаю один адрес, там о нем можно справиться.
Слава. Твое дело сторона.

Тамара поднялась на кровати.

Катя. Он по телефону говорил, с переговорного, я слышала.
Слава. Учти — существует тайна телефонных переговоров.
Катя. Да я не хочу слышать, а слышу. Даже самой неприятно. Он в гастроном звонил, на угол Литейного и Пестеля. Ты скажи ей, может, она сходит.
Слава. Из себя небесное создание строишь, а другие пускай бегают, унижаются.
Катя. И пускай спросит Зою из бакалеи. Уж у нее что-нибудь узнает, либо хорошее, либо плохое.

Слава снова принимается за занятия.

Тамара. Может, чаю выпьете?
Катя (села к столу). С удовольствием.
Слава. Кате пора домой.

Катя посмотрела на Славу. Сорвалась, схватила пальто и, не надев его, выбежала.

Тамара. Зачем ты так?
Слава. Болтает лишнее. (Ушел к себе.)

Тамара тихо встает, одевается и уходит в «Гастроном» на угол Литейного. Свет гаснет. Конторка «Гастронома».
За столом сидит Зоя в белом халате поверх пальто. В руках у нее стопка листочков с экзаменационными билетами.
Она тасует их, как колоду карт. Открыла верхний листочек, прочитала.

Зоя. «Вафли. Характеристика, качество, сортность». (Задумалась.) Вафли — мелкопористые пластинки с ячеистой поверхностью. У них должен быть свойственный им запах. (Сбросила на счетах костяшку. Недовольна собой, покачала головой. Снова перетасовала билеты, открыла верхний.) «Десертные крепкие вина». Из десертных крепких вин наиболее характерное — это являются портвейны «Масандра» и «Ливадия». (Еще костяшка.)
Женский голос. Зойка!
Зоя. Чего тебе?
Голос. Там к тебе пришли. Здесь ты, нет — как сказать?
Зоя. Кто?
Голос. Говорят — знакомые.
Зоя. Пропусти.

Входит Ильин. Воротник поднят — на улице холодно. Поставил чемодан. Взвесился на товарных весах, покачал головой.

Вот не ожидала. Ну, как знакомая приняла, не обидела?

Ильин сел на стул.

Что это у вас меланхолия? В наше время вы должны быть оптимистом. Берите от жизни все!
Ильин. Все взял, ничего не осталось.
Зоя. Прогнала вас мадама?
Ильин. Прогнала.
Зоя. Ну, расскажите про ваше расставанье. Я люблю, когда рассказывают про расставанье.

Ильин молчит, присвистывает.

Мужчина в расцвете лет. Стыдно. У вас еще все впереди.
Ильин. У меня все впереди. И в семнадцать лет было все впереди и сейчас все впереди.
Зоя. Вам ли жаловаться. Сколько вы насмотрелись в жизни. Не хуже Максима Горького.
Ильин. Максим Горький тридцать томов написал.
Зоя. Ну и что, не у всех способности. У меня тоже не лучше. Учу-учу, а что толку? Другому поставят вопрос, он и пошел и пошел, а я сразу все выложила и молчу. Говорят — мало.
Ильин. Ты не знаешь, каким я был прежде, чего только мне не пророчили. И вот такой камуфлет.
Зоя. Она хоть интересная?
Ильин. Кто?
Зоя. Ваша мадама. Имейте в виду, неинтересная женщина — все равно что глупый мужчина.
Ильин. Совсем я тут с вами развинтился. Пора домой. Домой, за работу.
Зоя. Желаю успеха. Труд создал человека.
Ильин. Пора, пора. Уже нам в лица дует воспоминаний слабый ветерок…
Зоя. А у меня идея. Давай поцелуемся?
Ильин. В следующий раз.
Зоя. Испугался, я пошутила. Знаешь, почему я такая легкомысленная? Оказывается, мой родной прадедушка был француз. Вот честно скажу: не терплю я эти симфонии — я ее уважаю, я ее обожаю, я ее ублажаю…
Ильин. Помолчала бы.
Зоя. Чего мне молчать, я у себя.
Ильин (встал). Э-эх!
Зоя. Куда собрался?
Ильин. Пойду.
Зоя. Совсем?
Ильин. Совсем.
Зоя. Зачем же приходил?
Ильин. Попрощаться. (Помахал железнодорожным билетом.)
Зоя. Прощайся…

Прощаются за руку. Ильин уходит.

(Кричит ему вслед.) Ну и шут с тобой, шагай — не оглядывайся. Эх ты! Куда бежишь, чего ищешь?.. (Прислушалась. Ильин не отвечает. Села за столик, перетасовала экзаменационные билеты.) Так. Виноград. Ну, стандартный виноград, он должен соответствовать своему стандарту. Большинство винограда упаковывается в решета. (Щелкнула на счетах.) Так. Витамины. В одна тысяча восемьсот восьмидесятом году ученый Лукин доказал, что есть витамины. Витамин «Е» предохраняет от нервной системы. (Еще костяшка.)

Входит Тамара.

Вы ко мне?
Тамара. К вам. По личному делу.
Зоя. Присаживайтесь. Только коротко, у меня экзамены завтра — повышение квалификации. Такие вопросы — прямо на министра торговли.
Тамара (села). Мне нужно найти Александра Петровича.
Зоя. Извините, какого Александра Петровича?
Тамара. Ильин его фамилия.
Зоя. Сашка, что ли?
Тамара. Саша.
Зоя (поняла, с кем говорит). А, звезда скатилась. Значит, вы его ищете.
Тамара. У меня к нему дело.
Зоя. Так. Значит, сбежал.
Тамара. Я знаю, что он здесь бывает.
Зоя. Раньше надо было держать. После драки кулаками не машут.
Тамара. Мне надо его видеть, ненадолго.
Зоя. Значит, он тебе тоже мозги крутит.
Тамара. Как вы странно говорите.
Зоя. Слушай, подруга, здесь не оторвется, он крепко на якоре стоит.
Тамара. Меня это не интересует. У меня к нему личное дело.
Зоя. И у меня не общественное.

Смотрят друг на друга.

Тамара. Так вы передайте ему, пожалуйста, что я хочу его видеть.
Зоя. А кем вы ему приходитесь?
Тамара. Просто знакомая. Старая знакомая.
Зоя. Чудно! Я вот — новая знакомая, а он мне все рассказывает о себе. А старая знакомая приходит ко мне спрашивать, что с ним да где он.
Тамара. Да, он мне не все рассказывает. Может быть, стыдится.
Зоя. Ах-ах! Когда любят — не стыдятся. Любовь — бесстыдное чувство, учтите… Да вы и не подходите друг к другу, ну нисколечко! Он же все равно через месяц вам изменять начнет. Вам это будет непереносимо. А я прощу. (Постепенно возбуждается.) Ведь он сам не соображает, что ему нужно! У него про вас еще воспоминания юности, вот что его волнует! А я виновата, что он тогда познакомился не со мной, а с вами? Я получше вас была, уж поверьте. (Роется в сумочке.) Вот, посмотрите, какая я была.
Тамара (не без яда). Да, вы сильно изменились.
Зоя. Все равно мне до вас далеко. Неужели вы ни разу не задумались о своем возрасте?
Тамара (легко). А что, говорят, я хорошо сохранилась.
Зоя. Не верьте, они преувеличивают. (Сочувствуя.) Замуж тебе надо, вот что. За хорошего человека. Эх, в Индию бы тебе. Там, говорят, на одну женщину полтора мужчины приходится. Хоть половинка бы досталась.
Тамара. Так вы передадите ему, не забудете?
Зоя. Думаешь — прибежит?

Тамара молчит.

Зоя. Ну, надейся, надейся.
Тамара. До свидания.
Зоя. Только передать-то не придется. Нет его у тебя, нет и у меня.
Тамара. Как — нет?
Зоя. Вот так. Ищи-ищи. Найдешь — привет передавай.

Тамара уходит.

Так. Крахмал. (Припоминая.) Крахмал — это мельчайшие частички, которые незаметны простым вооруженным глазом. (Посмотрела в тетрадку, поправилась.) Невооруженным! (И заплакала.)

За столиком, в вокзальном ресторане. Ильин. Входит Катя с номерком в руках.

Катя. Товарищ Ильин!
Ильин. О!..
Катя. Пойдемте отсюда.
Ильин. Откуда ты, прелестное дитя?
Катя. Я? С переговорного.
Ильин. А как ты сюда попала?
Катя. Я? Шла мимо, а вы у парадного стоите, где Тамара Васильевна живет.
Ильин. Ничего я не стоял.
Катя. А может, и не стояли, мне показалось. Вот эту селедку можно съесть, а графинчик давайте я отнесу обратно. Вы же его не тронули, буфет обязан принять.

Ильин налил себе стопку, выпил.

Товарищ Ильин! Не надо! Ведь с этого все и начинается. Вы не видели научный кинофильм «Это мешает нам жить»? Идемте отсюда, здесь неудобно девушке сидеть. Что обо мне подумают?
Ильин. Никогда не думай, что о тебе думают, учись не зависеть от чужого мнения.
Катя. Как же не думать? Мы же не одни живем, в человеческом обществе…

Ильин налил себе еще.

Александр Петрович, не надо! Идемте лучше к Тамаре Васильевне, она зачем-то хотела вас видеть.
Ильин. Ай трай ту ду май бест.
Катя.Что?
Ильин. Ради вас сделаю все, что в моих силах.
Катя. Спасибо.
Ильин. Только не это.
Катя. Почему? Странный человек… Как она вас любит! Это раз в жизни бывает, и то не со всяким. Другой и так проживет и думает — все в порядке. Где-то я читала, что любви нет, есть одна симпатия. Неправда! Разве что-нибудь сравнится с любовью? Без нее человек высыхает.
Ильин. Раз так — выпьем за Тамару Васильевну!
Катя. Ах, так! Тогда я тоже буду пить. Сколько вы — столько и я.
Ильин. Хвалю. (Наливает ей.)
Катя. Только мне нельзя, я сразу пьяная буду. (Выпили. Катя задохнулась, торопливо закусила).
Ильин. Да, надо привыкать к мысли, что лучшее уже позади.
Катя (выпив, начала соглашаться). А что, правда. Я ведь тоже не такая молодая. Мне девятнадцать лет, а у меня уже нервы портятся.
Ильин. Ты насчет Тамары Васильевны говорила.
Катя. Я? Не помню.
Ильин. По идее можно жить только с такой женщиной, которая высекает из твоей души искры.
Катя. По-моему, Тамара Васильевна именно высекает.
Ильин. Началась война — она одна меня провожала. Сидим на машинах, женщины кругом ревут, а она смотрит снизу вверх и говорит: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная…» — и запнулась. Спрашиваю: «Что?» Моторы тарахтят, не слышно. «Что ты сказала, не понял!» — «Я сказала: видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена». Машины тронулись, она бежит сзади. Бежит и молчит. Потом мотор, что ли, заглох — остановились. И она остановилась. Прислонилась к водосточной трубе, смотрит. Опять поехали, она опять побежала. Потом отстала… (Налил себе.) А тебе хватит.
Катя. Вы пьете — и я буду пить! (Расхохоталась.) У нас одна девочка остригла косы, надела кофту в обтяжку, юбку с разрезами — у нее сразу мальчики появились. Скажите, почему это? Мальчишки тоже есть не лучше. Он с тобой знакомится и уже заранее спрашивает, где ты живешь — боится, что далеко провожать… Александр Петрович, когда я его увидела — у меня в груди как будто колокол ударил!
Ильин. Кого увидела?
Катя. Кого? Славку.
Ильин. Вот видишь, а ты сидишь здесь. Иди к нему. А то, знаешь, есть такое словечко: «поздно». Ничего, еще узнаешь! Ты слушайся меня. Самые хорошие советы дают неудачники.
Катя. Почему же вы неудачник? Вы — большой человек. Как вы в химии разбираетесь! Слава говорит — это сейчас редкость.
Ильин. Химия, Катенька, — это всего-навсего мечта. Химия — синяя птица. А у черта на куличках есть поселок Усть-Омуль. И морозы там — за сорок градусов, туман над эемлей стоит, молоко. Дунешь — гул идет, будто паровоз свистнул, воздух замерзает. Машину с места не сдвинешь, нет сцепления с почвой, от скатов резина кусками отваливается. А ты знай целый день крути баранку. А срочный рейс — и ночь не поспишь. Пожевал, не выходя из кабины, и дальше газуй. А то застрянешь в тайге, километров пятьсот от поселка, и жди, пока откопают. Вот она, шоферская работенка.
Катя. Значит, вы все наврали? Вы шофер.
Ильин. Теперь заведующий гаражом. Крупная должность.
Катя. Зачем же вы наврали?
Ильин. Только ради мелкого тщеславия.
Катя. Значит, вы хотели ставить себя выше других?
Ильин. Ну, потолковали — довольно. Иди, Катя.
Катя. А вы?
Ильин. А я посижу.
Катя. Одна не пойду.
Ильин (с досадой). А!..

Опрокинул рюмку. И Катя опрокинула. Стукнул ею о стол. И Катя стукнула. Смотрят друг на друга молча.

Комната Тамары. Тетку и племянника мы застаем в той мизансцене, в какой остановил их разговор:
она — со скатертью, которую начала складывать, он — с развернутым листом ватмана.

Тамара. Они уже сидят на машинах, все кругом плачут. А я ему говорю: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена»… Славик, ты не злись. Ведь кончено!
Слава. А если кончено, зачем предаваться воспоминаниям?
Тамара. Потому и предаюсь. Раньше ведь не предавалась. Машины тронулись, и я побежала. Потом их машина почему-то стала, и я остановилась, смотрю на него. Опять поехали, я опять побежала.
Слава. Я только одного не пойму. Это в романах влюбляются неизвестно за что, а в жизни все-таки любят за что-то.
Тамара. Нет, Слава, он не такой человек, как тебе кажется. Совсем не такой, совсем не такой!
Слава. Завидую людям, которым все нравится.
Тамара. Мне давно уже не все нравится.
Слава. Прогресс.
Тамара. Ну и что же, людям часто казалось, что плохого в жизни больше, чем хорошего. Но вот прошло время — и что на поверку? Ленин, Джордано Бруно, Пушкин — люди их вечно будут помнить! А разные инквизиторы, гонители, цари — почти все забыты. Только отдельных представителей еще по истории проходят, да и то путают, какой царь после какого шел.
Слава. А ты не лишена логики.

И, одновременно замолкнув, они, как на ожившем кинокадре, продолжают прерванные занятия.

Тамара (рассеянно). Как там твои профсоюзные дела?
Слава. А никак. Что я, буду за всех вкалывать? Называется выборы! Все себе самоотводы дали: один говорит — поет в хоре, другой говорит — за городом живет, третья говорит — меня нельзя выбирать, я подавляю инициативу других. Так не подавляй! А я на минутку вышел — бац! — выбрали!
Тамара. Стыдно говорить такие слова! Студенты съехались бог знает откуда, некоторые живут на частных квартирах. Ты же лучше знаешь, кто нуждается в общежитии, кто нуждается в помощи из директорского фонда. Есть такие, что стесняются, ни за что сами не скажут. А культмассовая работа? Особенно для иногородних. Сходить вместе то ли в театр, то ли в музей… Экскурсии по памятным местам, то ли пешком, то ли на автобусе. У профкома есть средства, чтобы это оплатить. А ты? Какой эгоист!.. Завтра принесу тебе форму: экран уплаты членских взносов. Повесишь на стенку, чтобы все видели.
Слава (вздохнул). Ладно.
Тамара. Приберу там у вас. (Уходит в другую комнату.)
Слава. У нас. Сколько вас. Раз.

Звонок в дверь. Тамара вернулась в комнату.

Тамара. Это он! (Опустилась на стул.)
Слава. Открыть?
Тамара. Подожди. Егор Иванович откроет.

Сидят молча. В прихожей послышался голос Кати.

Слава. Катя твоя пришла.

Тамара снова скрылась в соседней комнате. Вошла Катя. Она сильно навеселе.

Катя (сразу же от двери, предупреждая). Я не к тебе пришла. (Приблизилась к столу. Надувшись, разглядывает чертеж.) Опять на Лидочку ишачишь? Давай. Давай.
Слава. А ну, дыхни.

Она дыхнула.

Где нализалась?
Катя. А тебе какое дело? (Надменно протянула руку, указала на свой платочек, который не без умысла уронила.) Подыми!

Слава поднял.

Стул!

Слава подвинул стул.

Не сюда, туда!

Слава отнес стул к стене.

(Напевая, прошлась по комнате в танце.) Ой, что я пою! Нужно чардаш. (Пляшет перед Славой.) Что же, долго я так буду? Теперь ты пляши!
Слава. Обалдела?
Катя. Ты должен исполнять, что тебя просят женщины. А то я уйду. Руки вот так. К себе, от себя, к себе, от себя! Понял?

Входит Тамара.

Тамара. В чем дело?
Катя (Тамаре). У него есть данные, только ему надо систематически заниматься. (С л а в е.) Воды!

Слава подал ей стакан воды.

Выпей!
Слава (ставит стакан). Ну, знаешь…
Катя. Тамара Васильевна, у меня к вам дело, очень важное. А если я лягу, можно?
Тамара. Ложись на мою кровать, сейчас дам укрыться.
Катя (Славе). Что-нибудь укрыться, слышал?

Слава принес одеяльце. Катя легла, он укрыл ее.

Теперь достань у меня из пальто тетрадку. В кармане.

Слава достал толстую тетрадь.

Тебе!
Слава (открыл тетрадь). Что это?
Катя. Убиралась у твоей Лидочки, обнаружила ее конспекты знаменитые по теплотехнике. Я их тебе переписала.
Слава. Что, за весь семестр?
Катя. От нечего делать.
Слава. Сколько же времени ты угрохала на эту халтуру?
Катя. Ночь одну просидела. У меня все равно бессонница была. А почему ты говоришь — халтура? Разве тебе это не нужно? Ведь сессия.
Слава (задумчиво, на мотив «Се-си-бон»). Сес-си-я! Та-ра-рам, та-ра-рам… Спасибо.
Катя. Что стоишь? Иди учись!

Слава, листая тетрадь, ушел в соседнюю комнату.

Что я хотела сказать?.. Тамара Васильевна, вот что: Александр Петрович вам не пара. И он сам это прекрасно понимает. Я читала такое изречение: «На могиле человека надо писать не то, кем он был, а то, кем он мог быть».
Тамара. На какой могиле? Что с ним случилось?
Катя. Ничего не случилось — это цитата. Тамара Васильевна, во-первых, он врун. Оказывается, он на автобазе работает где-то на Полярном круге. Температура ниже сорока градусов. И в такой холодище он должен ехать по тайге.
Тамара (тряхнула ее за плечи). Где ты его видела? Он не уехал? Где он сейчас?
Катя. Не знаю. Он меня довел до вашего дома и куда-то пошел. Тамара Васильевна, вы меня взболтали — не поймешь, где желток, где белок, я теперь гоголь-моголь. Можно я посплю немного?

Звонок в наружную дверь. Тамара метнулась открывать, но вернулась к зеркалу, торопясь, подкалывает волосы.
Постучали.

Тамара. Да.

Вошел Тимофеев.

Тимофеев. Приветствую. Не помешал?
Тамара. Что вы? Раздевайтесь.
Тимофеев. Не стоит, я на минутку. (Но разделся.)
Тамара. Садитесь.
Тимофеев. Рассиживаться некогда. (Но сел.) Вижу свет в окошке — решил посмотреть, что, как. Значит, вы здесь обитаете? А там кто?
Тамара. Там племянник.
Тимофеев. А это что? (Включил рефлектор. Он вспыхнул и перегорел.)
Тамара. Это рефлектор. Вы его пережгли.
Тимофеев (рассматривает рефлектор). Ничего, возьму с собой, починю.
Тамара. Не стоит, племянник починит. Слава!

Входит Слава с раскрытой тетрадью.

Слава. Катя спит? Тетя Тома, понимаешь, что она сделала? Передула лекции по теплотехнике за весь семестр. Тут же формулы, адский труд! Это, знаешь, героический поступок, за это можно представить к награде.
Тамара. Не трещи — разбудишь.
Слава. И главное — ничего не перепутала, действительно у нее, что ли, способности? Может быть, она самородок? При такой внешности это редкость, правда? У нее, в сущности, очень выразительная внешность, ты заметила?
Тамара. Ладно, иди занимайся. Уже есть конспект — не теряй времени.
Слава. Проснется — крикни мне. (Ушел.)

Тамара подошла к спящей Кате, поправила одеяло. Та проснулась.

Катя. А Слава где?
Тамара. В той комнате.
Катя. Я его, кажется, обидела. Вы не помните, что я ему говорила?
Тамара. Не помню.
Катя. Пойти, что ли, извиниться. (Надела туфли, подошла к двери в соседнюю комнату, остановилась.) Тамара Васильевна, он в каком месяце родился?
Тамара. В марте.
Катя. Я на четыре месяца его старше. Нехорошо?
Тамара. Ерунда.
Катя. Вы думаете? (Пошла к С лаве.)
Тимофеев (разбирая рефлектор за столом). У вас плоскогубцев не найдется?
Тамара (рассеянно). Найдется.
Тимофеев. А может, отвертка есть?
Тамара. Есть.
Тимофеев. Не дадите мне?
Тамара (не двигаясь). Дам… Вы пришли что-то мне сказать?
Тимофеев. Да, собственно, поинтересоваться. Ильин к вам не заходил?
Тамара. Александр Петрович? С какой стати!
Тимофеев. И вы не знаете, где он?
Тамара. У меня поважнее заботы есть. Столько дел — успевай поворачивайся. Знаете, как на участке? Девушки вон из десятилетки пришли. Есть такие: куда ни поставишь — они не справляются. Одна — чересчур тихая, другая — чересчур боевая, на смену прямо с катка заявилась. Такой завал устроила! Я ей говорю: «Коньки выкину и проценты сниму».

Звонок. Тамара вышла, открыла дверь, вернулась обратно. За ней вошел Ильин.

(Просто.) Ты разве не уехал?
Ильин. Завтра.
Тамара. Если переночевать — комната свободна.
Ильин (Тимофееву). А! Знакомые все лица!
Тимофеев (чинит рефлектор). Привет!
Ильин (Тамаре). Ты ему не верь. Женатый человек. У него трое детей, куда он их денет?
Тимофеев. Шут гороховый ты все-таки. (Встал.)
Ильин. Сиди.

Все трое сели. Ильин в пальто сел за стол, Тамара — на подоконник, Тимофеев — у двери, с рефлектором.

Я вот что пришел сказать. Если я не ошибаюсь, вам взбрело в голову, что я, так сказать, неудачник.

Катя и Слава вошли в комнату. Остановились, слушают.

Увы, я лично этого не нахожу. Считаю себя полезным членом общества. И, кстати сказать, более полезным, чем вы все, вместе взятые. Так что учтите, друзья, ради вашего удовольствия прикидываться лучше, чем я есть на самом деле, я не собираюсь. Человек должен всегда оставаться самим собой. Самая выгодная позиция. Да, однажды наступает время, когда тянет на родимые места, к старым друзьям. Не получилось? Тем лучше. Запомните: я свободный, веселый и счастливый человек. И еще буду счастлив разнообразно и по разным поводам. Чего и вам желаю. И на том прощайте. (Встал.)
Тамара. Саша, я тебя уважаю.
Ильин. Ага, ты меня уважаешь. Ты мной гордишься.
Тамара. Да, горжусь.
Ильин. То-то. Что морщишься, главный инженер? Я тебя шокирую?
Тимофеев. Ничего. Только, знаешь, я в таких случаях стараюсь не срывать свою злость на других. Особенно на женщинах. Пошли.
Ильин. Я уйду, когда меня попросит хозяйка. (Тамаре.) Может, мне уйти?
Тимофеев (посмотрел на них внимательно). Ну ладно, сами разберетесь. (Ушел.)

Ильин стоит неподвижно. Потом быстро подошел к Тамаре. Глядя исподлобья, остановился.
И сел на стул к ней спиной. Катя и Слава вернулись в свою комнату, уселись рядышком на диван — тихие,
сосредоточенные. Ильин, не подымая глаз, повернулся к Тамаре, уткнулся лицом в колени. Тамара сидит не двигаясь.

Тамара. Я знала, что ты придешь. Я знала!
Ильин. Как это получилось — ты, самая хорошая из всех, и полюбила меня. Восьмое чудо света.
Тамара. Восьмое? А еще какие есть?
Ильин. Не знаю.
Тамара. Такой честный. Такой умный. Такой хороший. Помнишь, ты предлагал мне ехать куда-то. Что ж, если ты не передумал, я поеду. Ой, что ты мне руки целуешь, они грязные… Ой, что ты кофточку целуешь!..
Ильин. Ничего, ты не пожалеешь.
Тамара. Не пожалею, Саша, не пожалею!
Ильин. Ничего, ты еще увидишь.
Тамара. Увижу, Саша, увижу!
Ильин. Томка! Сколько из-за меня натерпелась!
Тамара. Что ты, обо мне и не думай, я тут хорошо жила. У меня много было счастья в жизни, дай бог каждому. И потом, я вообще никогда не падаю духом. И потом, теперь у нас будет все иначе, все… Завтра воскресенье, можно поехать на озеро Красавица. Там очень хорошо. Я еще там не была, но говорят… И в Павловске очень красиво… Я тоже не была, но говорят… (То ли радуясь, то ли страшась за свое счастье.) Ой, только бы войны не было!..

1959